Батожок

С двух сторон к нему по полю
Скачут немцы… Пыль встает.
Посмотрел казак на волю —
В руки автомат берет.
При паденье смято дуло.
Непригоден автомат!..
Поле полно грозным гулом…
Что ж ты, парень, что ж ты, брат?
Неужели бой оставишь
И погибнешь ни за грош
Иль казачество ославишь —
В плен к фашисту попадешь?
Двое сразу — с двух сторон, —
Автомат бросает он.
«Ах вы, гады! «Языка»?
Захотели казака?!»
Шашки острой рукоять
От ладони не отнять.
Батожок в другой руке,
Туго сжатый в кулаке.
Пусть теперь подходят, пусть!
И, метнувшись вправо, разом,
Под боярышника куст,
Он ложится в поле наземь.

Бело-желтая ромашка

Закачалась перед ним;
К ней, к траве, прильнула шашка
Синим лезвием своим.
Это только на минуту.
А в другую, смерть кляня,
Поднялся казак, и — круто
На немецкого коня
Он метнулся,
                       батожок
Морду конскую ожег.
Конь поднялся на дыбы.
Эй ты, ворог… От судьбы
Не уйти тебе, не скрыться,
Шашки свист не задержать,
Не подняться, а лежать
С перебитой поясницей
Меж ромашек полевых,
Белых, солнечных, живых…
Но второй по полю мчится, —
Вот он, рядом, жизни край!
Ах, Цимлянская станица,
Вспомни парня, выручай!
Белый конь летит по травам,
Полынок копыта мнут.
Звали парня в жизни Саввой,
Как же после назовут?
Говорили: «Савва, Савва,
За тобою ходит слава,
Ходит рядом, по пятам».
Говорили: «Савва, Савва,
Ты налево глянь, направо,
Всюду слава — тут и там».
А какая ж это слава —
В поединке умереть
И, примяв степные травы,
Словно льдинка, замереть?!

Белый конь летит по травам.

Ворог бьет в упор с коня.
Перебили руку Савве,
Шашка выпала, звеня.
Вскрикнул казачок от боли,
Посмотрел на чисто поле,
Сделал шаг, затем прыжок…
«Бей, ременный батожок,
По сусалам, по глазам,
По зубам и по усам.
Бей по морде деревянной!
Что попортишь — не беда!
Бей, родимый, бей, ременный,
Заплетенный в три ряда;
Мой товарищ, мой дружок,
Бей, ременный батожок!»

Взвился конь, ударил задки,

Вышиб фрица из седла…
Гутен морген, все в порядке,
Вот какие, брат, дела!
Ворог сел и поднял руки,
Охнул тяжко и вздохнул.
На разорванные брюки
С удивлением взглянул.
И сказал казак ему:
«Гутен морген, вы в плену!»
И пошли они по полю
По зеленому пешком…
Позабыл казак о боли
И ременным батожком
Бил да бил по голенищу,
Замечая всякий раз:
Батожок едва просвищет —
Пленный сникнет в тот же час.
Из руки, из раны рваной,
Что открытою была,
Струйкой тонкою багряной
На ромашки кровь текла.
И ромашки принимали
На себя казачью кровь
И венцами вслед качали
В чистом поле меж холмов…

А вдали труба играла,

Казаков к себе сбирала,
Пела тонко, как рожок…
Плыл над степью, над цветами,
Над зелеными лугами
Неподкупный батожок,
Заплетенный в три ряда,—
Не забудешь никогда!