Батумский связной

На следующее утро он был уже на пристани. «Пестель» ждали к двенадцати, обычно он не опаздывал. Борис потолкался среди портового люда, посмотрел на броненосец «Мальборо», что стоял на рейде далеко от берега. Вот прибыл с броненосца капитанский катер, и сошел с него не капитан, а кто-то в штатском, на первый взгляд незаметный, но уж слишком почтительно обращались с ним матросы и слишком свободно он держался – видно, что человек не простой. Тем временем подошла и шлюпка с броненосца. Из нее выгрузился, ругаясь по-английски, повар, такой же монументальный, как его броненосец, и отправился на рынок в сопровождении четырех матросов с пустыми корзинами.

В стороне стояли грузовые пароходы. Там раздавались шум, грохот лебедок, крики на разных языках. Грузчики в робах, испачканных такой белой пылью, что она казалась мукой, сновали по сходням с мешками на спинах. Увозили зерно на английских, французских, итальянских пароходах. Взамен помощи деньгами, оружием и обмундированием, а также медикаментами Антанта требовала из Закавказья нефть, а из Крыма – зерно.

Борис посмотрел на пароходы, на ближайшем стоял на палубе негр, черный как вакса, с десятками туго заплетенных косичек на голове и, скаля сахарные зубы, перешучивался с грузчиками.

Раздался хриплый гудок, это «Пестель» предупреждал о своем прибытии. Вышел ленивый матрос, разогнал мальчишек и собак. «Пестель» приближался не спеша, как старик, на которого давит груз прожитых лет и ему давно уже стало неинтересно все, что делается вокруг. Встречающих было немного, в основном зеваки, которые встречают все пароходы от нечего делать. Их можно было отличить от людей, действительно встречающих. Те волновались, вставали на цыпочки, вытягивали шеи и махали платками. Зеваки же держались спокойно, наблюдая с ленивым любопытством, как «Пестель», стуча старенькой машиной, подходил к берегу.

Борис пригляделся внимательнее к маленькой группе зевак. Если они приходят сюда каждый раз, то и тогда могли видеть и запомнить Махарадзе. Вот человек непонятного возраста и национальности в продранной на локтях рубахе. Глядит в море слезящимися глазами, руки трясутся. Не то больной, не то пьяный, с таким толкового разговора не получится. Две женщины простого вида, эти небось ничего не запоминают, глядят бездумно, старуха нищенка…

Хотя Аркадий Петрович и советовал Борису прежде всего идти к капитану и даже дал для этой цели соответствующую бумагу, но Борис рассудил, что у каждого нормального человека при виде бумаги из контрразведки возникает к подателю бумаги стойкое отвращение и что никто ничего ему не расскажет, отопрутся: не помним, мол, и не знаем. Поэтому Борис решил потолкаться на пристани среди простого народа: авось какая-нибудь умная мысль придет в голову.

Рассеянно обводя взглядом группу встречающих, Борис заметил в толпе мальчишку. То есть мальчишек-то было достаточно – этот народец вечно обитается в порту да на рынке. Но мальчишка, привлекший внимание Бориса, находился здесь явно по делу: он воровал. Вот он шмыгнул под боком у дородного господина в полотняном сюртуке, задний карман брюк у господина приятно оттопыривался пухлым бумажником. Борис загляделся на мальчишку, стараясь не упустить момент самой кражи, но тот вдруг отошел от господина, зыркнув бедовыми черными глазами в сторону Бориса. Борис еле успел отвернуться к морю, чтобы не встретиться глазами с воришкой.

Мальчишка почувствовал неладное и не стал красть. Он мог взять бумажник, но не стал этого делать, потому что почувствовал опасность. «Далеко пойдет!» – мысленно восхитился Борис.

«Пестель» пришвартовался к берегу, и по выложенным сходням прежде всего пронесли почту. На берегу у сходней встал матрос и еще один человек – он проверял паспорта, потому что все же пароход прибыл из другой страны. Потом по сходням сошел военный курьер, очевидно, в чемоданчике у него были важные депеши от англичан из Батума. Курьера ждали в стороне двое солдат. Потом потянулись пассажиры.

На «Пестеле» было семь кают, остальные пассажиры проводили все дни плавания на палубе, прикрываясь парусиной от ветра и дождя. Впрочем, летом дождей не было. Сошли два-три турецких коммерсанта, толстый грек с женой, замотанной в черное, огромный мужчина в косоворотке – по виду помещик. Так уж получалось, что в Батум из Феодосии ездило больше народу, чем из Батума в Крым.

После того как приличные пассажиры предъявили свои паспорта чиновнику и удалились в сторону маленькой площадки, где стояли извозчики и частные экипажи, хлынули обитатели палубы. Их было больше. Штатские потертого вида, одинокая дама с ребенком на руках, татарское семейство – муж, жена и трое одинаковых мальчишек, два дагестанца в бурках, несмотря на жару, даже несколько цыганок в ярких платьях – эти везде себя чувствовали как дома.