Батумский связной

Борис понял, что вот теперь-то дела его действительно плохи. Тот, кто убил Исмаил-бея, сделал это намеренно и именно здесь, чтобы опять все свалить на Бориса, и к тому же Борис ничего не сумел выяснить про список и про то, кто работает на турок в деникинской контрразведке. И отсюда он не сможет выбраться незамеченным. Он отсюда вообще не сможет выбраться. Он будет сидеть здесь рядом с трупом Исмаил-бея и ждать. А когда придет жуткий карлик и увидит, что случилось, вот тогда-то и наступят для Бориса адовы муки. Ему послышался легкий шум, как будто кто-то отодвинул засов на двери. Одним прыжком Борис приблизился и приложил ухо к щели. Ему показалось, что он слышит звук легких удаляющихся шагов. Он открыл маленькую дверцу, через которую они прошли сюда вместе с Исмаил-беем, и осторожно выглянул в коридор. Никого не было, очевидно, убийцы ускользнули другим ходом. В конце небольшого коридорчика вдруг возник гибкий силуэт. На женщине была турецкая длинная рубашка из белой кисеи, из-под которой виднелись шаровары и туфельки с загнутыми носками. Турчанка подняла выше фонарь, что держала в руке, и широкий рукав рубашки упал, оголив руку до плеча. Другую руку она прижала к губам, показывая Борису, чтобы молчал. Он и не собирался кричать и звать на помощь. Стараясь идти не топая, он приблизился к женщине, заметив, что она молода — кожа на плече была хоть и смуглая, но нежная, а сама рука красивой формы.

— Идем со мной, — прошептала женщина и пошла вперед, легко ступая.

Борис без колебаний отправился за ней, потому что выбора у него не было. Они прошли мимо того помещения, где собирались бандиты. Там какой-то громила дергал карлика за уши, тот страшно визжал, остальные гоготали. Это дало Борису и женщине возможность пройти незамеченными. Они свернули в боковой проход, поднялись по узкой лесенке несколько ступенек, а потом Борис уже потерял способность ориентироваться. По его предположениям, они шли под землей через смежные подвалы. Женщина погасила фонарь, поставила его в небольшую нишу над дверью, обитой железными скобами, и толкнула дверь. Открылся довольно широкий коридор, покрытый вытертой в некоторых местах ковровой дорожкой. Доносились пьяные выкрики и женский визг. Борис ощутил, что женщина вдруг вся напряглась, схватила его за руку и потянула за собой куда-то вбок. Мимо них по коридору проковылял пьяный в феске. Опять поднялись по шаткой лесенке и вошли в крошечную комнатку под крышей. Там стояла продавленная кушетка, столик с флаконами и баночками, в углу притулился умывальник. Женщина закрыла дверь на щеколду и повернулась к Борису. Лицо её было сильно нарумянено, глаза подведены и губы накрашены красным. В комнате пахло дешевыми духами, странного пряного запаха папиросами и ещё мужчинами. Десятки, если не сотни мужчин побывали в этой комнате, лежали на этой кушетке и оставили на ней свой запах. Борис понял, что находится в увеселительном заведении и в комнате пахнет пороком. Женщина глядела на него молча.

— Почему вы мне помогли? — начал Борис, только чтобы что-то сказать.

— Здравствуй, Борис, — ответила она тихо, — вот и встретились…

Он с изумлением вскинул голову: по голосу и по речи её он понял, что никакая она не турчанка, а русская. Голос был удивительно ему знаком.

— Ты не узнаешь меня? — она подавила всхлип, потом бросилась к умывальнику и уткнулась в несвежее полотенце.

Борис отвернулся — как и все мужчины, он не выносил вида плачущих женщин. Но девушка не плакала, она умывалась.

— Ну вот, — теперь голос её был спокоен, она глядела на него, улыбаясь очень знакомо.

Борис почувствовал, что сердце поднялось и забилось где-то у горла. Где же и когда он видел эти замечательные темно-карие глаза?

— Лиза… — прошептал он хрипло, не веря своим глазам, — Лиза Басманова…

Это была она, подруга его сестры, бойкая, неистощимая на всяческие выдумки Лиза Басманова. Теперь, когда она смыла с себя всю краску, он сразу её узнал. Он вспомнил, как мать в детстве часто бранила Варю за то, что та поддается на Лизины уговоры и участвует в её сомнительных проделках. Лиза обожала всяческие представления с переодеваниями и на святки наряжалась то цыганкой, то арабской принцессой, потому что была от природы смугла и темноглаза. Однажды представляли живые картины, похищение полонянок, и Лиза в образе страшного турка в чалме, с кинжалом и нарисованными ужасными усами, произвела фурор.

— Лиза, — повторил Борис и шагнул к ней, — девочка…

Она обняла его крепко, спрягала лицо на его груди и затихла.

— Девочка моя, как же так? — шептал он растерянно. — Сколько же мы не виделись?

Он вспомнил благотворительный бал на Рождество. Встречали новый, 1917 год, и хоть шла война, это было последнее счастливое Рождество… Борис был не любитель ганцев, но Варвара и слышать ничего не хотела.

"Не могут же они упустить такого кавалера”, — поддержала сестру мать.