Батумский связной

На это отвратительный попрошайка ответил злобным ругательством на своем варварском языке. В то же мгновение в руке у него оказалось, словно вылившаяся из рукава живая ртуть, короткое широкое лезвие. Нищий резко взмахнул рукой, которую только что протягивал за подаянием, и располосовал горло несчастного Томми от уха до уха. Англичанин широко открыл голубые глаза от изумления — он никак не ожидал от грязного дикаря такой наглости — и хотел сурово прикрикнуть на мерзавца… Но вместо крика из его рта вылетели только кровавые пузыри, а из широко разошедшейся раны хлынула на мундир алая кипящая кровь… Несчастный англичанин грянулся оземь в полный рост, окропив пыльную батумскую землю чистой британской кровью. Второй часовой схватился за винтовку — замечательный английский карабин «ли-энфилд», приставленный к ноге, но не успел закончить это движение, потому что еще один убогий с несвойственной для калеки ловкостью метнул тяжелый вороненый клинок, который вонзился чуть ниже правого уха англичанина, прервав в самом начале его военную карьеру.

Нищие преобразились: они побросали свои костыли и палки, сбросили холщовые рубища и лохмотья и превратились в крепких молодцеватых мужчин, смуглых и темноволосых, одетых в аккуратную полувоенную форму без знаков различия. Они быстро разобрали поклажу осликов, в которой оказались короткоствольные немецкие карабины «маузер».

В то время, когда за стенами миссии разворачивалась почти безмолвная, но кровавая драма, изнутри к воротам мягкой пружинистой походкой приблизился худощавый бледный человек в белом сюртуке и шляпе. Привратник, которого слегка разморило на жарком батумском солнце, привстал и протер глаза. Опять этот Морли, на этот раз один… Где он оставил свою пассию и почему выходит из миссии, когда там происходит такой важный прием? Эти вопросы, может быть, и мелькнули в голове привратника, но кто он такой, чтобы задавать вопросы? Он повернулся спиной к переводчику, чтобы открыть ему калитку, и в то же мгновение на его шее захлестнулся тонкий шелковый шнурок.

Привратник захрипел, забился в конвульсиях… он попытался вывернуться, освободиться от ужасной удавки, но она глубоко врезалась в горло. Последним усилием он развернулся лицом к своему убийце… Это страшное, хищное, напряженное лицо, этот человек — вовсе не переводчик Артур Морли!

С этой мыслью привратник расстался с жизнью.

Бледный мужчина в белом сюртуке вгляделся в его глаза и, убедившись, что привратник мертв, оттолкнул в сторону его тяжелое обмякшее тело и потянулся к запору калитки. Открывая щеколду, он нечаянно защемил руку. Слегка поморщившись от боли, он зашипел, как рассерженная змея, и произнес странное короткое слово:

— Шейс-с-с!

Калитка отворилась, и на территорию миссии один за другим пробежали несколько смуглых темноволосых мужчин в полувоенной форме без знаков различия, вооруженных короткоствольными немецкими карабинами.

Главное здание миссии и несколько служебных построек были живописно разбросаны среди роскошного субтропического сада. Перебегая от дерева к дереву, нападавшие начали постепенно приближаться к резиденции генерал-губернатора. Они двигались, стараясь не выходить на центральную аллею, поэтому на пути у них оказалось одноэтажное белое строение кухни. Один из нищих обошел кухню и, передергивая затвор, выглянул из-за угла. Там он увидел сидящего на корточках ребенка. Он собрался было ударить мальчишку прикладом, чтобы тот не известил англичан испуганным криком о нападении, но сорванец поднял на янычара лицо, и тот на долю секунды растерялся, увидев совершенно взрослую и крайне злобную физиономию толстого рыжего карлика. Черевичка выразительно прижал палец к губам, и тут же растерянный турок упал как подкошенный — на затылок ему обрушилась короткая дубовая дубинка. Плечистый одноглазый разбойник с лицом евангельского Вараввы тихо хихикнул и подмигнул Черевичке: на пару они убили таким манером не одного зазевавшегося олуха.

В ту же минуту на турок, кравшихся мимо здания кухни, было совершено абсолютно неожиданное нападение.

Окна кухни разом отворились, и на затаившихся воинов султана обрушились потоки кипящего супа, который, кстати, ни на что другое не годился, потому что был совершенно несъедобен. Котлы с этим супом заранее кипели на огромной плите, и теперь, по команде звероподобного Ибрагима, их содержимое выплеснули на крадущихся янычар.

Обваренные турки с истошными воплями шарахнулись от окон. Их командир, счастливо избежавший кипящей напасти, ругаясь последними турецкими словами, собирал свой изувеченный и деморализованный отряд. Страшные вопли ошпаренных сделали невозможным дальнейшее бесшумное продвижение, и турки попытались обстрелять неизвестных врагов, но за окнами кухни уже никого не было видно. Тогда главный янычар распорядился взять кухню штурмом — продвигаться дальше к резиденции генерал-губернатора, оставив противника в тылу, было слишком опасно.

Турки распахнули дверь кухни и стремительно ворвались внутрь.

К своему удивлению, в огромном помещении кухни они никого не увидели.