Батый. Хан, который не был ханом

Можно только догадываться, какие именно указания дал Бату багатурам Маноману и Балаю. Одни считают, что это был еще один набег на Русь, хотя и менее крупный, чем прежде [Пашуто 1956, с. 193], другие — что это были послы Бату, направленные к Даниилу и Васильку с целью вызвать (и, возможно, сопровождать) их к Бату [Хрусталев 2004, с. 235-236]. Как бы то ни было, Даниил от встречи с Балаем и Маноманом уклонился, и те в отместку вторглись в волынские земли, дошли до Володавы на Буге, громя и разоряя местные села и деревни, только что восстановленные после предыдущего нашествия. Однако Бату, по-видимому, решил уладить конфликт с Романовичами мирным путем и вскоре отозвал своих посланцев из волынских земель, позволив Даниилу активизировать действия против Михаила Черниговского, его сына Ростислава и их союзников — поляков и венгров. 17 августа 1245 г. русско-польско-венгерское войско Ростислава Михайловича было разгромлено войсками Романовичей у города Ярослава. Сорокалетняя война за господство над Галицко-Волынской Русью, начавшаяся в 1205г. после гибели Романа Великого, отца Даниила, была завершена. И тут Бату разом превратил эту блистательную победу в пиррову! Почти сразу после Ярославской битвы к Даниилу прибыл посланец от Мауци («Могучея») с лаконичным посланием: «Дай Галич!» Если бы Даниил и на этот раз уклонился от переговоров с представителями Бату, это вполне могло повлечь очень тяжелые для Галицко-Волынской Руси последствия: города его не были укреплены, войска поредели после битвы под Ярославом. Поэтому князь принял именно такое решение, какого, собственно, и добивался Бату: «Не отдам половину своей отчины, поеду к Батыю сам» [21].

Визит Даниила к Бату представлен в Ипатьевской летописи как бесконечная череда унижений галицкого князя монголами [ср.: Кучкин 1990, с. 21-22]. Негативный настрой Даниила по отношению ко всему «татарскому» отмечается летописцем уже с самого начала путешествия князя: «Оттуда он поехал к Куремсе и увидел, что нет у них хорошего. После этого он стал еще сильнее болеть душой, видя, что ими обладает дьявол: мерзкие их кудеснические пустословия, Чингисхановы наваждения, его скверное кровопийство, многое волшебство». В самой ставке Бату Даниилу докучал некий «человек Ярослава» по имени Соногур: «Твой брат Ярослав кланялся кусту, и тебе придется поклониться». Согласно сведениям летописца, слова Соногура и опасения Даниила не оправдались: «В это время его позвали к Батыю, и он был избавлен богом от злого их волшебства и кудесничества». Но вместе с тем Даниил все же «поклонился по обычаю их»! То есть и речи не шло о том, что его избавили от необходимости исполнить основные и необходимые ритуалы, свидетельствующие о признании более высокого статуса Бату. Напротив, для русских князей, приезжавших в ставку монгольского правителя, эти действия становились уже нормой: поклониться изображению Чин-гис-хана, став на оба колена, пройти между огней, чтобы «очиститься», преклонить колено перед шатром Бату и, стоя на коленях, общаться с самим правителем Улуса Джучи [см.: Рыкин 1999, с. 211-212; Юрченко 2003в, с. 79]. Даниил все это исполнил, и Бату не мог не оценить стремления га-лицкого князя найти общий язык с монголами — особенно после прежних попыток Даниила уклониться от встречи с ним. Благодушие Бату отразилось в словах, переданных летописцем: «Даниил, почему ты раньше не приходил? А сейчас пришел — это хорошо».