Базалетский бой (Великий Моурави - 5)

Широкая тропа, миновав подъем, привела конную группу к воротам, окованным железом, за которыми высилась главная башня замка, безмолвная, как опустевшее гнездо. Здесь некогда царь Луарсаб впервые увидел Тэкле. Палавандишвили снял шлем и поклонился, отдавая должное величию любви. Не только "богоравный", но и "тень аллаха на земле" - шах Аббас - пировал под сенью грозного замка. Властелины наполняли золотом легендарный приют "барса". С этими мыслями придворный князь поднялся по каменным ступеням в дарбази... и застыл на пороге: вместо ожидаемого богатства - ковров, оружия, серебряных изделий - уныло ютилась по углам глиняная посуда, холодом веяло от каменных стен, лишенных каких-либо украшений; не арабская мебель, а деревянные скамьи торчали на исковерканном полу.

Кровь ударила в голову князя, и он, неожиданно даже для себя, выхватил из цаги нагайку и заорал:

- Где богатство Саакадзе?

- Когда от Хосро-мирзы спасал семью, все с собою увез Моурави, степенно и якобы без умысла сказал муж Вардиси. - Кто знал, что магометанин благодарность в сердце держит? Помнит: Моурави из болота забвения его вытащил, мирзою помог стать. Даже на один бросок копья ни один сарбаз к Носте не приблизился.

Палавандишвили до боли прикусил губу: хоть и ни словом не упоминалось о Теймуразе, которому Саакадзе помог вернуть корону, да еще двух царств, но намек был слишком ясным.

Сборщик, привычно закатав рукава чохи, угрюмо подошел к тахте.

- Еще недавно здесь ковер лежал: в середина красно-синие птицы, а по бокам кувшины с розами, а сейчас доски, кок язык лгуна, гладкие. Куда спрятали?

- Ищи, господин. Найдешь, себе возьми. А как доскам не быть гладкими, если по приказу Моурави их строгали? А доски кто посмеет унести, если мне поручил Моурави замок стеречь? Пусть не каждый день, все же часто здесь сплю. - Дед Димитрия гордо поправил пояс и приосанился.

Князь нерешительно оглянулся. Внезапно прадед Матарса ринулся в дверь и вскоре возвратился с подушкой в чистой ситцевой наволочке, озабоченно положил ее на тахту, отошел, посмотрел сбоку, вновь подошел, взбил и гостеприимно произнес:

- Садись, князь. Как можно, такой благородный - и на голой тахте!.. Жаль, ни одной индюшки не осталось: бабо Кетеван сокрушается, не из чего сациви приготовить.

Едва сдерживая смех, Гогоришвили как можно строже сказал мужу Вардиси:

- Барашка зажарь, вино тоже лучшее для князя найди, атенское! Мед, наверное, есть; гозинаки пусть женщины приготовят, лаваш самый свежий достань. Где прикажешь, князь, скатерть разостлать?

- Где хочешь, мне все равно, - насупился князь: гордость требовала отказаться от вынужденного гостеприимства, а голод разжигал воображение, и пересохшие губы при одном упоминании о вине и лаваше предательски вздрагивали. - Ты, азнаур, надолго здесь?

- Хотел сегодня уехать. Теперь, если разрешишь, князь, тебе в помощь останусь.

- Об этом сам хотел тебя просить.

Вопреки ожиданию, обед князю подали вкусный, и вино было хорошее. Для сборщика, гзири, нацвали и писцов расстелили скатерть на другой тахте и угощение выставили похуже - вино кисловатое, а гозинаки и иные сладости совсем забыли подать.

Князь пригласил Гогоришвили разделить с ним обед и тихо расспрашивал о... Георгии Саакадзе. Хотел было и Гогоришвили о ностевцах поговорить, но князь устало махнул рукой: "Завтра!".

Ни первые, ни последние петухи не нарушили сон прибывших, - петухов попросту не было. Зато ночь напролет давали о себе знать жесткие ложа.

С самого раннего утра сборщик, нацвали, гзири и писцы, не скупясь на ругань, принялись обшаривать Носте. Они чувствовали подвох, но доказательств не было. Скудные запасы на зиму, жалкий скот и пустые подвалы не сулили не только "законной" доли обогащения, но хотя бы сытной еды. Когда они ловили ностевцев на том, что кувшины пахнут свежим сыром, их заверяли: "Был свежим, теперь даже сыром нельзя назвать". Когда обнаруживали жирную курицу, клялись: "На свадьбу откармливали". А у Кетеван совсем плохо дело обернулось. Опытный сборщик обрадованно закричал:

- Куда скот спрятала?

- Давно съели.

- Съели? А свежий навоз для удобрения сада, не меньше чем от десяти коров, откуда?

- Мой ангел помог.

- Что-о?! - взъерепенился гзири. - Ты как сказала?

- А разве неправда? Год, как навоз лежит, в вид такой, будто только что на... бросан.

- Замолчи! - взревел гзири, вздыбив голову, как бык перед ударом. Князю расскажу! Он тебя наградит щедро за...

- Пусть щедро, господин, только сам ты не слепой: видишь, щедрее ангела никто не может. На него уповаю.

Кубарем вылетел со двора Кетеван побагровевший нацвали с пустым кисетом на шнурке, а за ним гзири, поблескивая медной стрелой на шлеме, ошарашенный сборщик с арканом на плече, писцы с чернильницами на поясах и гусиными перьями в папахах, преследуемые напутствиями рассвирепевшей бабо Кетеван.

Долго беседовал по душам Гогоришвили с князем, убеждая последовать его совету. Покусывая ус, князь все больше мрачнел и наконец велел собрать ностевцев.