Саакадзе пришпорил Джамбаза и отъехал: "Отважны "барсы" в битвах и умны в выполнении посольских дел, но многое от них скрыто. Царь есть царь! Не простит мне народ, если нападу на него в жилище. А если победа останется за мной, еще лицемерно начнет он уверять, что прибыл не сражаться, а в гости к зятю. Тут выступит церковь... подымется ропот: "На царя напал!" И под благословение святых отцов народ отшатнется от дерзкого! Оставленный народом! Что может быть горше? Никогда! Никогда я не оскорблю народ! Разве всю жизнь я не был с ним? Дело другое, если сам царь, теряя царское величие, неуместно ввяжется в драку подданных. Такая непристойность возмутит народ! Царь станет равен враждующему князю. И народ, обнажив оружие, не преминет с восторгом натереть затылок "богоравному", чтобы в другой раз не забывал свое место. Значит, надо ждать "богоравного" на поле битвы... где и натереть ему затылок".
Придирчиво обследовав склоны, Саакадзе выбрал площадку для стоянки и приказал разгрузить безропотных верблюдов, разбить шатры, сколько есть, развести в них малые костры.
Быстро действуя, дружинники несколько согрелись, каждый мечтал вынуть из хурджини черствый лаваш и кожаный сосуд с вином. "Барсы" отдали дружинникам свои четыре шатра, а в пятом поместились сами, затащив к себе и Автандила.
Поспешно Эрасти установил шатер Саакадзе и принялся вынимать из хурджини незатейливую еду.
Вновь хлынул ливень с такой силой, словно из огромной бочки, повисшей над землей, выбили дно. Саакадзе шагал возле шатра, не обращая внимания на мольбу Эрасти.
Раздались окрики часовых. Кто-то выругал черта за неудержимость и гикнул.
И тотчас гонец азнаура Чрдилели осадил коня перед Саакадзе:
- Моурави, лучники Чрдилели с высот увидели приближающиеся к Душети кахетинские войска. Наверно, царь Теймураз тоже скоро пожалует.
- Передай азнауру Чрдилели: скоро прибуду к нему.
Отпустив гонца, Саакадзе опять зашагал, мысленно охватывая всю местность от Базалетского озера до Душети и располагая на выгодных рубежах имеретин, которые, конечно, уже вышли на правый берег Мтиулетской Арагви.
На всем скаку очередной разведчик спрыгнул с взмыленного скакуна и подбежал к Саакадзе:
- На правом берегу Мтиулетской Арагви тихо, - сообщил он почему-то шепотом. - Лишь джейран выходил на водопой, да звезда, не побоясь дождя, соскочила с неба в расселину. И имеретин не видно, ни конных, ни пеших.
Эрасти затащил измученного разведчика в шатер, напоил вином и, сунув в руку кусок чурека, посоветовал отправиться к дружинникам и поспать, ибо беспокойный Моурави вновь погонит его выслеживать имеретин.
"Но ведь царевич Александр уже давно должен был пересечь речку Ксани и вывести войско на правый берег Мтиулетской Арагви, - недоумевал Саакадзе. Приди имеретины в установленный срок... Неужели черная судьба, осмелев, протягивает ко мне свои костлявые пальцы? Душети упущено. Такая возможность больше не повторится. В какую же сатанинскую бездну провалился царевич, славящийся умением влюблять в себя своенравных царевен?" Омраченный взгляд Георгия скользил по едва видным ближним отрогам, окутанным пепельными прядями тумана.
Теребя ногой оскаленную голову медведя, заколотого им на охоте, Зураб намечал дальнейшие ходы: "Отсиживаться в Душети рискованно: не следует забывать, с каким воинским искусством овладел Моурави даже стенами Багдада. А что перед ним стены Душети? То же самое, что изгородь из тростника! Но... с часу на час должен прибыть царь! Не осмелится ведь дикий "барс" напасть на царя!.. И потом - что может противопоставить ностевский хищник сытым и отдохнувшим у очагов царским и княжеским дружинам, да еще во главе имеющим венценосца? Ничего, кроме потоков воды, струящихся по буркам и кольчугам окоченевших разбойников! Надо использовать преимущество немедля. Но где же царь? Неужели забыл, что его прибытие - спасение Душети? Забыл о значении неумолимо надвигающейся битвы, мимоходом уединился в каком-либо монастыре и заскрипел пером, вдохновенно выводя шаири? А главное, этому никто не удивляется и не возмущается! Неизвестно, что больше прославило Теймураза Первого - война с шахом Аббасом или сладкозвучные напевы!"
Отпихнув голову медведя, Зураб, внутренне содрогаясь, вскочил. Он взвесил все, но Саакадзе может, по своему обыкновению, неожиданно повернуть события в угодную ему сторону. "Нет, медлить опасно! Вон из Душети! Ливни могут внезапно прекратиться, туманы расползтись - тогда на стоянках азнаурских дружин запылают костры, и с их горьким дымом рассеется спасительное преимущество. Но где же царь? Где?!"