Базалетский бой (Великий Моурави - 5)

- Считаю, царь царей, несвоевременным напасть сейчас на Самегрело.

Словно под ледяной каскад попали отцы церкови и имеретинские владетели! Страсти утихли, и в палате водворилось молчание.

"Вижу, князья, - подумал, усмехаясь, Саакадзе, - не терпится вам моей десницей присвоить себе земли Самегрело, растаскать их по клочкам, а на народ мегрельский, как на собственный имеретинский, надеть двойную цепь рабства! Бедный труженик, ты и так едва прикрываешь наготу свою, и сытым случается быть тебе не каждый день. Нет, никому ныне и впредь не поможет Георгий Саакадзе закабалять народ!"

Католикос Малахия уставился на носки своих черных бархатных сандалий, вышитых золотом и осыпанных драгоценными камнями, потом с горечью проговорил:

- Бог не до конца взыскал с нас за грехи наши, если ты, сын отваги, отказываешь нам в мече своем.

- Не отказываю, святой отец, а советую подождать, - голос Саакадзе звучал так глухо, что он сам не узнавал его. - Недолго усидит спокойно Леван - характер скорпиона у него, способен ужалить даже ближних. Ты же, святой отец, знаешь: поднявший меч от меча и погибнет.

- Горе нам, беспредельно грешным! - недовольно прохрипел архиепископ Давид, судорожно касаясь наперсного креста.

В горле Саакадзе запершило, и он наклонил голову, чтобы не выдать своей ненависти. Он готов был немедля проучить лицемеров.

Но тут встал царь и напомнил, что Моурави гость, и дорогой гость! Не следует утомлять его долгой беседой. На обсуждение дел еще много осталось времени. И, прислонив жезл к плечу, Георгий Третий величественно покинул палату.

Хранивший долгое молчание Кайхосро Мухран-батони шепнул сидевшему рядом Александру:

- Утомлен и опечален Моурави. Царь царствующих прав, не следует настаивать.

- Мой любезный и дорогой друг Кайхосро, надо удержать Моурави от поездки в Стамбул. Я лучше знаю турецких пашей, увидишь, я окажусь прав.

И вновь шли... нет, не шли, а ползли дни - унылые... навязчивые. Увивались около Моурави князья, устраивая неуместные празднества, елейно славили Моурави церковники, щедрым звоном напоминали церкви о своем домогательстве. А Георгию Саакадзе все казалось, что на небосклоне потускнело солнце, а с вершин продолжают беспорядочно спускаться всадники, вместо бурок прикрываясь туманами.

Видел Саакадзе, как осторожно, но настойчиво старается Александр сделать пребывание его в Кутаиси приятным, - и теплое чувство к царевичу возрастало. Видел, как Кайхосро Мухран-батони осторожно, но настойчиво охраняет его от слишком назойливых, - и любовь к неповторимому Кайхосро все ширилась. Видел, как "барсы", не в силах примириться с потерей Даутбека, не снимая с куладжи желтых роз и холодно отстраняя навязчивую любезность кутаисцев, целыми днями сидели на берегу Риони, молча следя за его течением, точно ища в нем разрешения страшной загадки: куда ушел Даутбек? И жалость, великая нечеловеческая жалость к друзьям - нет, не к друзьям, а к сыновьям наполняла уже переполненную мукой душу Саакадзе.

Все видел Моурави - и непривычно сурово сжатые губы Русудан, и непривычную тень в вечно смеющихся глазах Хорешани, и непривычно дрожащие руки Дареджан. Все видел и думал: "Хорошо, удалось отправить перед Базалетской битвой Папуна в Носте, к родным "барсов" - якобы для привета и проверки настроений крестьян, а на самом деле, чтобы уберечь от возможной опасности, - женщины не должны оставаться беззащитными. Папуна во все дни, солнечные и туманные, обязан остаться невредимым, он - для семьи..."

Но вот назначен день поездки в Гелати, где общегрузинский царь царей Давид Строитель создал не только храм тысячелетий в честь гелатской божьей матери, но и храм науки, названный по-гречески: "Академия".

Давно стремился в Гелати Моурави, но царь всеми мерами задерживал его, стараясь использовать опыт Георгия Саакадзе в укреплении своей страны. Совместно с царем и полководцами Моурави ежедневно объезжал крепости и сторожевые башни Имерети, и полководцы жадно слушали его советы, хоть и уверяли потом, что и без него все это было хорошо им известно, они, мол, и сами готовились к переустройству устаревших укреплений.

Поездки в Гелати были любимым удовольствием царской семьи, а сегодня особенно пышный поезд растянулся на целую агаджа. Саакадзе ехал рядом с царевичем Александром, который любезно знакомил Моурави... с давно ему знакомой историей возникновения Гелатского монастыря.

Лишь благодаря настойчивой просьбе Кайхосро - не лишать его приятных попутчиков - "барсы" согласились сопровождать дорогого их сердцу друга. Устроив своего иноходца между конями Димитрия и Ростома, Кайхосро, окруженный остальными "барсами", всю дорогу мягким, проникновенным голосом знакомил их... с историей возникновения его, Кайхосро, дружбы к "Дружине барсов". Судьба вырвала из их рядов незаменимого друга и воина, но не найдется ли в "Дружине" место для него, Кайхосро? Он постарается быть достойным их, достойным ушедшего Даутбека. И если слепая судьба ничего не изменит, он, Кайхосро, хочет, так же как Даутбек, закончить свою жизнь на поле битвы, как воин, как витязь.