Базалетский бой

— Не убежит? — вскипел гзири, забыв, что на нем не папаха, а шлем, и для лихости силясь сдвинуть его набекрень. — Что ж вы, ишачьи дети, никому подати не платите?

— Большое спасибо, гзири! Давно, со времен царствования Десятого Георгия, не слышали приятные слова, потому забыли, что мы «ишачьи дети».

— С тех пор как наш Моурави благородным хозяином Носте стал…

— Вот огрею тебя нагайкой!

— Сегодня? — озабоченно осведомился дед Димитрия.

— Лучше на пасху, — посоветовал прадед Матарса. Ностевцы зафыркали и, подталкивая друг друга, разразились неудержимым смехом.

— Сам ишачий сын! — вконец озлился на гзири дед Димитрия. — Ты где видел, чтобы стариков нагайкой грели? В Иране? Сто евнухов тебе на закуску!

— Подожди, народ! — поспешил выступить вперед Гогоришвили. — Если от царя, светлый князь, прибыл, почет тебе ностевцы окажут, послушание тоже.

— Ты кто такой? Старший в Носте?

— Нет, светлый князь, я азнаур Гогоришвили; приехал спросить ностевцев, нет ли вестей о Моурави: возвращается он или еще нет.

— А тебе, азнаур, какое дело до Моурави? — вызывающе начал было нацвали.

— Я не тебе отвечаю, и ты за князя вперед не лезь!

— Тогда мне скажи, почему интересуешься Моурави?

— С большим удовольствием, светлый князь. Мой сын — из «Дружины барсов», Даутбек, — при Моурави живет. Боюсь, если турки пожалуют, долго не увижу.

— А тебе откуда известно, что турки придут? — Палавандишвили насторожился и, как бы невзначай, вложил нагайку в цаги.

Нацвали обменялся с гзири выразительными взглядами: воинственность в этом логове «барса», как видно, была преждевременна.

— Ниоткуда, князь, неизвестно. Только нрав чертей полумесяца хорошо известен: раз персы ушли, значит, дорога свободна.

— Выходит, твой сын выйдет встречать?

— Иначе не поступит! Раз враг удостоит Картли огнем, непременно с мечом встретит. Только не об этом сейчас разговор. Уже ностевцы проведали: пока турки не идут. Моурави опасаются.

— По-твоему, азнаур, царя не боятся?

— Как можно, князь! Наш светлый царь крепкую десницу персам показал, а почему туркам не захочет?

— Вижу, ты здесь свой человек… раз отец «барса». Скажи, кто старший?

— Старший — сборщик Заур; а всяких гзири, нацвали здесь не держат, все сами знают свое дело.

— А где сборщик?

Вперед с достоинством выступил муж Вардиси.

— Я, благородный князь, сборщик.

— Ты? Почему же, когда спрашивал, молчал?

— Забыл, что сборщик я: давно собирать нечего, разве что пузыри на реке.

— Выходит, для своего удовольствия воздух глотаете? — насмешливо проговорил приезжий сборщик.

— Чтоб сын черта такое удовольствие имел! — Пожилой Павле сплюнул и растер ногой. — Война с друзьями царя Симона, да насладится он раем Магомета…

— Не насладится! Кланяться аллаху нечем — голова у черта в ногах осталась.

Ностевцы смеялись, но глаза их были затуманены. Князь благосклонно взглянул на прадеда Матарса. Гогоришвили поспешил пригласить князя отдохнуть с дороги. За приезжими в замок Саакадзе отправились почетные старики и пожилые, злорадно предвкушая изумление князя.

Широкая тропа, миновав подъем, привела конную группу к воротам, окованным железом, за которыми высилась главная башня замка, безмолвная, как опустевшее гнездо. Здесь некогда царь Луарсаб впервые увидел Тэкле. Палавандишвили снял шлем и поклонился, отдавая должное величию любви. Не только «богоравный», но и «тень аллаха на земле» — шах Аббас — пировал под сенью грозного замка. Властелины наполняли золотом легендарный приют «барса». С этими мыслями придворный князь поднялся по каменным ступеням в дарбази… и застыл на пороге: вместо ожидаемого богатства — ковров, оружия, серебряных изделий — уныло ютилась по углам глиняная посуда, холодом веяло от каменных стен, лишенных каких-либо украшений; не арабская мебель, а деревянные скамьи торчали на исковерканном полу.

Кровь ударила в голову князя, и он, неожиданно даже для себя, выхватил из цаги нагайку и заорал:

— Где богатство Саакадзе?

— Когда от Хосро-мирзы спасал семью, все с собою увез Моурави, степенно и якобы без умысла сказал муж Вардиси. — Кто знал, что магометанин благодарность в сердце держит? Помнит: Моурави из болота забвения его вытащил, мирзою помог стать. Даже на один бросок копья ни один сарбаз к Носте не приблизился.

Палавандишвили до боли прикусил губу: хоть и ни словом не упоминалось о Теймуразе, которому Саакадзе помог вернуть корону, да еще двух царств, но намек был слишком ясным.

Сборщик, привычно закатав рукава чохи, угрюмо подошел к тахте.

— Еще недавно здесь ковер лежал: в середина красно-синие птицы, а по бокам кувшины с розами, а сейчас доски, кок язык лгуна, гладкие. Куда спрятали?

— Ищи, господин. Найдешь, себе возьми. А как доскам не быть гладкими, если по приказу Моурави их строгали? А доски кто посмеет унести, если мне поручил Моурави замок стеречь? Пусть не каждый день, все же часто здесь сплю. — Дед Димитрия гордо поправил пояс и приосанился.