Базар житейской суеты. Часть 2

Теккерей Уильям Мейкпис Базар житейской суеты. Часть вторая

ГЛАВА XVIII Для кого кептенъ Доббинъ купилъ фортепьяно?

Повсть наша завязла на нсколько мгновеній между великими событіями и лицами, и зацпилась, въ нкоторомъ род, за полу всеобщей исторіи Европы. Орлы Наполеона Бонапарте вылетли изъ Прованса, гд они услись посл кратковременнаго пребыванія на Эльб, и затмъ, перелетая съ кровли на кровлю, достигли наконецъ до высочайшихъ башень парижскаго собора Notre Dame; но кто бы могъ подумать, что эти благороднйшія птицы великихъ людей могутъ какъ-нибудь ненарокомъ заглянуть, съ позволенія сказать, на Россель-Скверъ, гд человчество прозябаетъ спокойно, въ согласіи и мир, не думая и не замчая, зачмъ, куда и для чего летятъ быстрокрылые орлы?

— Наполеонъ высадился при Каннахъ.

Ничего нтъ удивительнаго, что Вна засуетилась въ паническомъ страх, Пруссія насторожила уши, Талейранъ и Меттернихъ глубокомысленно закивали головами, между тмъ какъ принцъ Герденбергъ и маркизъ Лондондерри совсмъ сбились съ толку; но какимъ образомъ, скажите на милость, извстіе въ этомъ род могло разстроить спокойствіе молодой двицы на Россель-Сквер?

И жила миссъ Амелія безмятежно въ своей уютной комнатк верхняго этажа, и ночной сторожъ весело распвалъ передъ ея окномъ свою дикую псню, возвщая россель-скверскому міру, что вотъ, дескать, пора ложиться спать, потому-что пробилъ такой-то часъ. На улиц молодую двицу охраняли желзныя перила, и если случалось ей идти за ленточкой на Соутамптонскій-рынокъ, чорный слуга, вооруженный огромной палкой, неминуемо слдовалъ по пятамъ своей барышни, изъявляя отчаянную готовность защитить ее отъ всякой напасти. Родители берегли ее какъ зницу ока, леляли, ласкали, и когда барышня уходила въ спальню, ангелы-хранители бодрствовали еженощно надъ ея изголовьемъ. Что жь? неужели европейская борьба не пощадитъ этой бдной, скромной, беззащитной двушки, которая такъ мило воркуетъ надъ своими голубиными мечтами, или вышиваетъ муслиновые воротнички на Россель-Сквер? Неужели громы военной бури разразятся и надъ тобой, прелестный, скромный, оранжерейный цвточекъ, взлелянный подъ родительскою кровлей?

Да, наполеоновы орлы задли своими крыльями бдную миссъ Эмми Седли. Исторія ея сердца тсно соединена съ политической исторіей Европы.

Во первыхъ; роковая всть о Наполеон проглотила богатство ея отца. Вс его спекуляціи и коммерческія соображенія перевернулись вверхъ дномъ, и ни одно предпріятіе не удалось. Товарищи по торговл обанкротились, и биржевые фонды повысились именно тогда, когда, по его разсчетамъ, выходило; что они непремнно упадутъ. Впрочемъ, къ чему тутъ пускаться въ дальнйшія подробности? Если коммерческій успхъ сопровождается движеніемъ медленнымъ и нершительнымъ, за то всякому извстно; какъ быстро и легко можетъ разориться богатйшій негоціантъ.

Старикъ Седли хранилъ зловщую тайну въ глубин своего собственнаго духа. Все; повидимому, шло своимъ обыкновеннымъ чередомъ въ его спокойномъ и богатомъ дом: добрая мистриссъ Седли не подозрвала ничего, и хлопотливо вела свои длишки, занимаясь хозяйствомъ и длая визиты магазинамъ въ утренніе часы; прелестная дочка постоянно погружена была въ одну и ту же нжную мысль, и ршительно не заботилась о томъ, что совершается на европейской почв въ политическомъ и коммерческомъ мір.

Однажды вечеромъ, мистриссъ Седли писала пригласительные билетики, которые надлежало отправить къ ея будущимъ гостямъ; Осборны недавно давали балъ и, разумется; ей не отставать же отъ другихъ. Джонъ Седли воротился домой очень поздно, и сидлъ теперь молча и задумавшись у камина, между тмъ какъ его супруга лепетала разный вздоръ. Эмми ушла въ свою комнату съ больною головой и стсненнымъ сердцемъ.

— Бдняжка! она совсмъ истосковалась, проговорила мать: Джорджъ Осборнъ вовсе не думаетъ о невст. Эти гордецы ужь, право, начинаютъ меня выводить изъ терпнія. Чопорныя двчонки не были у насъ около трехъ недль; Джорджъ два раза былъ въ город и не думалъ завернуть къ намъ. Эдуардъ Дель видлъ его въ опер. Эдуардъ, я знаю, съ радостью готовъ на ней жениться, да и кептенъ Доббинъ, если не ошибаюсь… только у меня душа не лежитъ къ этому человку. Какимъ, подумаешь, денди сталъ выглядывать этотъ Джорджъ Осборнъ! И приступа нтъ. Да вдь этакъ, пожалуй, будетъ и на нашей улиц праздникъ, коль на то пошло. Два, три ласковыхъ словечка Эдуарду Делю, и вотъ мы увидимъ, что изъ этого выйдетъ. Надобно дать балъ, мистеръ Седли. Что жь ты ничего не промолвишь, Джонъ? Во вторникъ, что ли, черезъ дв недли — а? Что ты ничего не отвчаешь? Ахъ, Боже мой, не случилось ли чего-нибудь?

Джонъ Седли быстро вскочилъ съ креселъ на встрчу къ своей жен, которая бросилась къ нему. Онъ обнялъ ее, поцаловалъ, и сказалъ прерывающимся голосомъ:

— Мы разорились, Мери. Намъ должно, моя милая, вновь начинать свою жизнь. Ужь лучше разомъ объявить теб обо всемъ: знай, Мери — я банкротъ.