Патриархальный идеал, как он, например, описан в «Домострое» шестнадцатого века, предполагает самовластие хозяина дома, но оно должно быть ограничено любовью и его «нравственным чувством». Обязательно. Если баланс самовластия и любви не соблюден, «созидательный» патриархальный идеал превращается в простую эксплуатацию крестьян и семейный деспотизм. В бессмысленное насилие.
В рассказе барыне противопоставляется Герасим: он тоже очень сильный, но у него нежная душа, в которой очень много любви. Поэтому его богатырская сила никому не причиняет зла. Он очень бережно берет ключницу за голову, когда та оскорбляет Танюшу, смотрит ей в лицо, и ключница понимает, что больше так делать нельзя. Или сталкивает головами двух воров, после чего их в полицию уже вести не надо. Они все поняли, воспитательная работа уже проведена. В одном месте рассказа Капитон Климов говорит, что рука у Герасима тяжелая, как у Минина и Пожарского. Это звучит как шутка, но с подтекстом. Минин и Пожарский – не воители и завоеватели, как Наполеон или Чингисхан, они народные освободители. В другом месте рука Герасима называется «благодатной». Если барыня – воплощение силы без любви, то Герасим – это сила с любовью.
У Толстого в романе «Воскресенье» есть прекрасное размышление о власти и любви. Он пишет:
С вещами можно обращаться без любви: можно рубить деревья, делать кирпичи, ковать железо без любви; но с людьми нельзя обращаться без любви… И это не может быть иначе, потому что взаимная любовь между людьми есть основной закон жизни человеческой… Не чувствуешь любви к людям – сиди смирно, занимайся собой, вещами, чем хочешь, но только не людьми, особенно если чего-нибудь требуешь от них… Только позволь себе обращаться с людьми без любви, и нет пределов жестокости и зверства по отношению других людей, и нет пределов страдания для себя.
Герасим молчаливо показывает: если в твоей душе есть любовь, твоя сила становится заботой и несет справедливость. Если в душе нет любви – твоя сила становится жестокостью и несет несправедливость.
Многие писали, что рассказ «Муму» оказался даже выше «Записок охотника». А «Записки охотника» Тургенева произвели невероятный эффект в русском обществе 1850-х годов. Говорили, будто бы сам молодой император Александр II признавался, что «Записки охотника» Тургенева были одним из главных «двигателей» его крестьянской реформы, ведь Тургенев впервые показал там крестьян такими же людьми, как и представители «образованного сословья», способными любить, страдать и мечтать. Читатели плакали над рассказами и негодовали, почему этих прекрасных людей все еще держат в крепостном рабстве. Но «Муму», написанный сразу после выхода «Записок охотника», оказался лучшим рассказом о народе. И понятно почему. В «Записках» Тургенев собрал очерки и наблюдения, зафиксировал сценки и короткие сюжеты из крестьянской жизни. А тут показана целая судьба. Тургенев видел, что крестьяне, попавшие в город, портятся. Вырванные из первозданного быта, ставшие дворовыми людьми, они обязательно превращаются в пародию на самих себя, теряют достоинство и силу. Вся дворня барыни запуганная, льстивая; повсюду снуют приживалки. Все что-то юлят, недоговаривают, доносят. Только Герасим ведет себя просто и прямо. Он даже смешон окружающим в своей прямоте. Когда он показывает, что сам будет топить свою собаку, про него говорят: «Не волнуйтесь, он сделает, коли обещал. Уж он такой… Он на это не то, что наш брат». Герасим – символ неиспорченного народа. Тургенев будто показывает: пока у человека остается его человеческое достоинство, его нельзя долго тиранить, он потерпит, но потом взбунтуется.
Поэтому рассказ «Муму» не только о любви, но и о свободе.
Очень важно, что Тургенев писал его в тюрьме. За безобидную по сегодняшним меркам статью-некролог, посвященную памяти Гоголя, в которой власти усмотрели крамолу, Тургенева «водворили на съезжую». Это такое место предварительного заключения. И он сидел в тюрьме месяц. Вероятно, тогда он был очень возмущен и оскорблен. И напуган. Рядом с его камерой находилась экзекуционная комната, где секли провинившихся крестьян. Тургенев постоянно слышал крики и стоны истязания через стенку, как когда-то в доме своей жестокой матери. И боялся, что его тоже будут истязать. Мы это знаем по письмам. Он думал, что его тоже могут выпороть. В такой ситуации он писал «Муму». И говорил, что здесь, в тюрьме, он по-настоящему понял народ.