— Да, так обычно и бывает, — ответила Амина. — Меня рекомендуют.
Они уселись за маленький стол. Глаза у Амины бегали. Она явно нервничала.
— Так что ты делала в то время, когда якобы была у Юландеров?
— Я встречалась с Касимом, старым другом.
— Почему сразу об этом не сказала?
— Ты не понимаешь, — начала Амина. — Замужняя женщина и мужчина не могут дружить, как у вас в Швеции. Мы вместе ходили в школу. Касим потерял на войне жену и сына. Мы обычно помогаем друг другу, когда становится слишком тяжело, и в субботу, когда я была у Шарлотты, он прислал мне сообщение, и я… я испугалась, что он что-нибудь с собой сделает. Я вынуждена была все бросить и бежать к нему.
— Ты должна была сразу рассказать, — упрекнула ее Чарли. — Сразу сказать нам все, как есть.
— Понимаю, — пробормотала Амина. — Мне очень жаль.
— Как фамилия Касима? — спросила Чарли.
— Фардоса. Касим Фардоса.
— У тебя есть его номер телефона?
— Да, но он только что уехал к своим родственникам в Данию, и теперь я сама не могу до него дозвониться. Мне очень тревожно, что он… он не совсем в себе.
— Мне нужен его номер.
— Да-да.
Амина достала телефон и продиктовала номер.
— Ты можешь показать сообщение, которое он тебе послал? — спросила Чарли.
— Я его удалила, — ответила Амина. — Не хотела, чтобы Джамал…
— Он ревнует?
— Нет, но это выглядело бы странно. Но я звонила Касиму, когда ехала к нему. Этот звонок сохранился.
Она потыкала в телефон и показала исходящий звонок в то самое время.
— Прости, — повторила Амина. — Что теперь? Я имею в виду — что будет со мной?
— Мы проверим, соответствуют ли твои слова истине, — ответила Чарли.
— Что-нибудь еще? — спросила Амина и огляделась. — Мне нужно закончить.
Когда они вышли из комнаты, Чарли бросила через приоткрытую дверь взгляд в спальню. Тут она замерла и почувствовала, как сердце забилось чаще — там, в ногах двуспальной кровати, стояла белая колыбелька.
Марианна уехала к своей старенькой больной маме и взяла с собой Пикколо. Мама уже была при смерти, но, видимо, отказывалась умирать, потому что Марианна все не возвращалась. Теперь ее роль взяли на себя Эмили и Франс.
Пока Марианна в отъезде, мы могли спускаться в подвал каждую ночь. Теперь мы уже не рассказывали о самих себе, а запоем читали письма сумасшедших.
Среди них был Орвар, который писал, что за ним все время следят, что повсюду подслушивающие устройства, а в вентиляции ядовитый дым. Или Вивианна, которая дрожащими руками, не делая пропусков между словами, умоляла разных членов семьи забрать ее: «пожалуйстазаберименядомой».
И еще та мама, которая писала своей дочери. Она писала больше всех и, хотя порой речь шла о мышиной семье в человеческой одежде или главном враче верхом на лебеде, в ее письмах сквозило что-то настоящее — горе и тоска по дочерям.
— Послушайте вот это, — сказала Лу и стала читать вслух:
— У нее глюки, — заявила Никки. — Нет, ну правда, она же сама писала, что малышка умерла.
— Да прекрати перебивать, черт подери! — воскликнула Лу. — Дай мне дочитать до конца.
— Конечно, — откликнулась Никки. — Просто мне показалось, что это странно. Продолжай.
— Тьфу ты черт, — горько сказала Лу. — Как же так можно, а?
— Ты что, уходишь? — спросила я, когда она поднялась.
Лу сказала, что ей нужна передышка, что я могу читать дальше, если хочу.
Я взяла письмо и стала читать вслух.