Беда

— Товарищи! Смех и шутки надо кончать! К такому делу следует отнестись со всей серьезностью. — Егор Джергеев только теперь снял с головы шапку, сунул ее под мышку, взъерошил свои и без того косматые седеющие волосы, откашлялся, и опять что-то затрещало у него во рту. — Уважаемые дорогие товарищи!..

— Сейчас не до громких слов! — перебил Джергеева низенький и плотный молодой человек. — Прежде всего надо спасти людей! Завтра я свободен. Я еду!

— Неизвестно, вернетесь ли вы и послезавтра, Лука Лукич…

— А у меня послезавтра всего два урока! Я отпрошусь, Тимофей Иванович, — словом, договорюсь с директором.

— С разрешения учителя Луки Лукича Никитина я бы все-таки хотел продолжить… — опять начал Джергеев.

— Разрешаю, — угрюмо буркнул учитель.

— Так вот, дорогие… Э-э… Прежде всего мы должны поставить в известность районные организации. Конечно, всем совершенно ясно, что мы не можем держать в секрете столь важное дело и брать его на свою ответственность. А вдруг мы не сможем туда пробраться? А вдруг с людьми, которые чуть живы, случится что-нибудь в пути? Мы все знаем, что наш советский человек ценится дороже золота! Не ты ли, Тимофей Иванович, будешь отвечать, если что не так?..

— Буду! — отрезал председатель и схватился за костыли. — Ты за себя можешь не тревожиться, отвечу я! Райцентр отсюда пятьдесят километров. Зря только потеряем два дня.

— Да при чем тут километры? Что случилось с этим человеком? Райцентр переговорит с городом, вызовет оттуда врачей… Ты, Тимофей Иванович, прямо как малый ребенок рассуждаешь.

— Потеряем дня два, а то и три, и все равно мы же поедем… Олени у нас есть, человек, который знает местность, тоже есть.

— Кто же это? Ты, что ли?

— Иван Дмитриевич Титов.

— Кто, кто? Титов, говоришь? Прокопий, что ли? — Джергеев оглядел всех своими бегающими глазками. — Кто?

— А меня ты еще помнишь, Егор? — насмешливо и с явной издевкой спросил старик Иван.

— Ты?

— Я!

— Нет, товарищи, это не только наивно, это, простите меня, просто глупо, это не укладывается ни в какие рамки! — Возмущенный Джергеев сел на стул и закинул ногу на ногу. — Послать старика, давно выжившего из ума!.. Кстати сказать, это вообще не наш район, наш, если идти на запад, кончается через тридцать километров. А дальше уже вся площадь числится за другим районом. Несчастье случилось на их территории, это их площадь.

— Хватит! — Тимофей стукнул ладонью по столу. — От нас они находятся в ста километрах, а от них в пятистах. Советская земля едина. Территория, площадь… А защищать от фашистов тоже надо только свою территорию? Нам, якутам, значит, и вовсе не надо было на войну идти?.. Кончили разговаривать! Лука Лукич, ты едешь?

— Еду! — Никитин вскочил, но тотчас сел.

— Семен Тугутов!

— Ага-а! — Незаметно сидевший позади всех человек словно бы с трудом поднял голову. — Я здесь…

— Ты поедешь?

Тугутов медленно поднялся.

— Если я… Ну, тогда… — Тугутов вдруг повернулся и вышел из дому, бесшумно закрыв за собой дверь.

— Он-то, конечно, поедет! — засмеялся Тимофей, заметив замешательство Тогойкина. — Он всегда мало говорит, да много делает. А вы, Кирсан Данилов, и Иван Дмитриевич Титов, повнимательнее осмотрите нарты, приведите, что нужно, в порядок.

Кому-то было поручено собрать оленей, находящихся на хребте Чыбыыда, кому-то — привести оленей, пасущихся в лесах Хотой. А за оленями, что пасутся у речки Бабочки, ушел, как выяснилось, Прокопий Титов.

Люди стали расходиться.

— А я в район! — выпалил Джергеев, про которого все забыли. — До каких это пор ты будешь тут командовать по собственному произволу?

— Правильно! — удивительно охотно согласился Тимофей. — Ты скачи в район, Егор Сергеевич! А мы с товарищем Тогойкиным напишем подробную докладную.

— Ты подожди действовать, пока я не привезу указаний. Не разбрасывайся людьми и живым транспортом колхоза!

— Нет, так не пойдет.

— Решил выслужиться? Смотри, сломаешь последнюю ногу в погоне за славой!

— Что-о?

— Ведь ты даже на войне не добыл славы.

Глаза Тимофея загорелись недобрым огнем, мускулы на щеках напряглись, голова несколько раз дернулась, и он процедил сквозь зубы только одно слово:

— Ду-ур-ра-ак!

— Вы слышали, товарищи? Я это так не оставлю! Меня оскорбили!

— А разве не ты его оскорбил! — внезапно заорал возмущенный Тогойкин и, шагнув к Джергееву, остановился. — Разве не ты его первым оскорбил за то, что он проявил заботу о погибающих людях?

— Раз так, то я… — Джергеев встряхнул кудрями и одновременно косматой шапкой, которую он держал в протянутой вперед руке, словно бы защищаясь от кого-то, и широкими, журавлиными шагами вышел из избы.

— Постой, а письмо! — крикнул ему вдогонку Тимофей. — Э, да ладно, пусть уходит… — сказал он, обернувшись к Тогойкину. — Все-таки даст знать. А то у нас телефон позавчера онемел. Ну ладно, я — в больницу. Узнаю, сама ли поедет наша старушка или пошлет молодого фельдшера. А на обратном пути зайду в правление. Ты пока отдохни.

Тогойкин бросился к пальто.

— Нет, и я пойду!

— Куда?

— Как куда? Съезжу с тобой в больницу, а потом к своим!

— Ты так решил? Пожалуй, ты прав… Майя!