– Рома! Но не мой! Подменили! – Лидия Николаевна сделала вдох и вдруг взяла ту ноту, которую не могла взять последние лет двадцать, а то и тридцать.
– У него что, губы накрашены? – уточнила дочь Лидии Николаевны, придирчиво разглядывая покойного папу.
Соседи зашумели и начали выдвигать версии – кто-то соглашался с дочерью, кто-то говорил, что точно подменили дедулю. Кто-то даже авторитетно заметил, что душа дедушки Ромы отлетела раньше положенного, вот он и изменился в лице.
Наконец все посмотрели на притихшую соседку, имени которой никто не знал, приютившую покойного.
– Если хотите, я все сотру, – сказала тихо она.
– Что – сотру? – Лидия Николаевна резко перестала кричать с народными интонациями.
– Все сотру, – ответила соседка. – Я как лучше хотела, чтобы потом в морге вам не тратиться. Я гример, раньше работала гримером. В кино. Мы из живых могли сделать мертвых, а из мертвых – живых. Профессия такая. Вот и хотела сделать вам приятно.
Тут снова все затихли.
– Мам, ну папа правда как живой, – нарушила тишину дочь Лидии Николаевны. – Давай так оставим.
– Да у меня у самой чуть сердце не остановилось! – ответила Лидия Николаевна. – У него румянец, какого у меня сроду не было!
– Мам, смотри, папа улыбается, – сказала дочь. – Может, ему хорошо? Может, ему нравится?
– Ненавижу эту его ухмылку. Каким живой был, таким и после смерти остался. Даже в гробу не может сдержаться.
– Да, я тоже это сразу заметила, – вступила в разговор соседка-гример. – Очень выразительная мимика. Поэтому и оставила вашему Роману эту ухмылку. Она многое о нем говорит.
– В смысле, оставила? – уточнил зять.
– Есть такой способ, я у патологоанатома училась, – застеснялась соседка. – Он меня научил делать так, что покойники улыбаются. Одно движение – надо просто челюсть правильно вправить – и все. Ничего сложного.
– Как это – «вправить»? – Лидия Николаевна размышляла, не начать ли снова голосить.
– Лицо такое ровное, ни одной морщины не видно, мне бы такой тональный крем, – тихо заметила дочь покойного.
– Обычный крем, надо только губкой наносить, а не пальцами, – ответила соседка.
– Губкой? – уточнила с неподдельным интересом дочь покойного.
– Поролон. Обычный. Мы или обивку стульев распарывали и доставали, или детские игрушки. Из игрушек, конечно, лучше, он мягче. Потом нарезали на меленькие квадратики. И если не мазать по лицу, а как бы вбивать крем в кожу, то и достигается такой эффект. Обычно в плюшевых медведях много хорошего поролона.
– Сегодня же попробую, – решила дочь покойного. – А можно я к вам еще приду? Может, вы мне что-нибудь посоветуете. Вот как вы папе глаза так накрасили?
– Немедленно прекрати! – Лидия Николаевна подошла к дочери. – Нашла время! Хоть какие-то приличия соблюдай!
– Мамуль, представляешь, тоналку надо губкой наносить, а не пальцами! – воскликнула дочь.
– Правда? А какой губкой? – Лидия Николаевна тут же забыла про покойного мужа и приличия.
– Надо старого медведя распотрошить, помнишь, на шкафу сидит. Или стул, – ответила дочь. – Но из игрушки лучше.
– Не надо распарывать, вот держите, у меня остались запасы. – Соседка выдала вдове и дочери несколько квадратиков. Лидия Николаевна смотрела на кусок поролона, как на чудо.
– Так, хватит, – строго вмешался зять Лидии Николаевны, поскольку уже давно хотел выпить.
Дедушка Рома произвел фурор на похоронах. На него приходили смотреть вдовы других усопших и восторгались, какой красивый мужчина умер. Дедушка такого внимания, как в те часы, что лежал в гробу, не получал за все годы своей долгой жизни. Лидия Николаевна рассказывала про секретный рецепт нанесения макияжа и предлагала всем желающим сравнить результат – вот, на фото, ее супруг без макияжа, и вот он в гробу. На парадном фото дедушка Рома не был таким эффектным мужчиной. Просто другой человек. Несколько женщин даже уточнили, а того ли мужчину оплакивают?
– Даже не знаю, – отвечала Лидия Николаевна. – Мой Рома всегда для меня живым останется. А так даже легче. Будто не мужа хороню, а чужого человека.
Тут все начинали плакать. А Лидия Николаевна улыбалась. Ей и вправду было легче.
– Потом я часто вспоминала похороны дедушки Ромы – странные, легкие, даже радостные, – продолжала рассказывать Анне Людмила Никандровна. – Когда умер наш тренер Димдимыч, у него тоже были такие похороны. Легкие. Шумные, веселые и пьяные. Собрались почти все его воспитанники. Димдимыч, оказывается, оставил четкие распоряжения на случай своей смерти – кремация и никакого захоронения. Развеять прах между двух автобусных остановок – спортивной школой и общеобразовательной, в овраге, где мы, его воспитанники, прогуливали то уроки, то тренировки. Вокруг росли новостройки, но на овраг пока, к счастью, никто не покушался.