Бедлам как Вифлеем. Беседы любителей русского слова

И главной причиной такого положения Солженицын назвал самые основы современного демократического мировоззрения – хотя бы так, как это афористично выражено в американской Декларации Независимости: человеку свойственна свобода и стремление к счастью. Вот эта общегуманитарная установка – улучшить и облегчить жизнь человека – в конечном счете оборачивается тем самым падением мужества и готовности защищать свою благополучную жизнь, о чем говорил Солженицын. Еще цитатой:

Даже биология знает, что привычка к высоко-благополучной жизни не является преимуществом для живого существа. Сегодня и в жизни западного общества благополучие стало приоткрывать свою губительную маску.

Эта речь, как известно, вызвала остро негативную реакцию американцев. Можно даже сказать, что с нее начался некий упадок его авторитета на Западе. Он явил духовный тип, давно изжитый на Западе, – тип морального проповедника, пророка Иеремии, бичевателя общественных и личных пороков. Запад прожил слишком богатую и многообразную историю, чтобы убедиться в несоответствии такого типа требованиям гуманитарного прогресса.

Но, конечно, главный пункт неприятия был в той мысли, что Запад слаб и осужден на поражение. И вот тут-то Солженицын и споткнулся в своем пророчестве: он почему-то не хотел увидеть, что коммунизм, несмотря на его внешнюю как бы агрессивность, уже кончается, что сроки подошли и он не сегодня-завтра обрушится. Слабости Запада преувеличивал, а слабость коммунизма не разглядел.

И. Т.: Но ведь можно сказать, что Америка как раз была разбужена этой речью, и она повлияла на политическое руководство страны. Тут обычно указывают на Рейгана.

Б. П.: Да, помнится, как в одном последующем интервью Солженицын сказал, что нынешний президент Рональд Рейган и Папа Иоанн Павел Второй – чудеса Божьи, посланные нам во спасение. Про Папу говорить не буду, памятуя риторический вопрос товарища Сталина: а сколько у Папы Римского дивизий? – но о Рейгане нужно сказать, что появление такого типа политика вызвано было не Божьим чудом и не речью заезжего писателя, а всей обстановкой американской политической жизни, и не только политической – а всем строем свободной демократии с ее принципом обратной связи, то есть с умением учитывать и исправлять допущенные ошибки. Рейгана привел к власти не моральный пафос Солженицына, а реакция американского общества на правление слабого президента Картера. Как раз во время Картера Солженицын произнес эту речь. То есть дело не в той или иной руководящей личности, а в самом механизме демократического общества, в нужный момент избирающего нужную политику. Демократия – саморегулирующий, то есть живой, механизм, скорее организм, и рано его хоронить.

И. Т.: По-вашему, Борис Михайлович, Солженицын не сумел как следует понять Запад, на западном примере обнаружил неадекватность своего духовного типа для Запада. А как относительно России? Нужен ли России такой пророк Иеремия? Востребован ли он нынешней русской, российской жизнью?

Б. П.: Тут нужно вспомнить приезд Солженицына в Россию и полный его провал в качестве авторитета, способного направлять русскую жизнь. Не только выступление его в Думе вспомнить, но и его телевизионные беседы, в которых он являл тот же образ морального проповедника. И вот выяснилось, что его проповедь никому не нужна, его позиция чужда – как верховным думакам, так и рядовым телезрителям.

И что еще очень интересно. Солженицын очень старательно, я бы сказал артистически обставил – поставил! – свое возвращение в Россию. Явиться не с Запада, а с Востока, через Магадан и оттуда начать неторопливое, как бы инспекторское путешествие по России поездом. Это была некая заявка на роль не только ревизора, но и руководителя русской жизни, духовного руководителя. Думаю, что на роль политическую он не претендовал, но видел позицию такого духовного наставника – как бы и конститурированной, введенной в строй русской жизни. Об этом он и говорил в статье «Как нам обустроить Россию»: намечал некий «совестной совет», имеющий последнее слово в решении жизненно важных для страны вопросов.

И. Т.: Тогда и заговорили о русском аятолле. Так его назвал Ефим Григорьевич Эткинд. Но были и другие суждения, более как бы веселые. Появилась статья Александра Минкина «Солженицын опоздал на самолет». Опоздал потому, что расставлял точки над «ё».

Б. П.: Я тогда же слышал несколько записанных на радио высказываний Солженицына, и мне показалось, что эта статья ему понравилась, он весело засмеялся, когда его спросили, как он к ней относится.