Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

Да вся твоя книга, это СБОРНИК ДОНОСОВ, на мужчин, с которыми у тебя не сложились отношения!

Так и сказал. Тут я страшно обиделась. Дело в том, что под эту формулу попадает любой жестокий романс.

А что такое "Маруся отравилась", если не донос на безобразное поведение Алеши, которое и привело к ее гибели? "Джонни и Френки" - донос на плохое поведение изменщика Джонни, что явилось следствием уже совсем безобразного поведения Френки, (она его шлепнула из винта), и так далее. Да вообщем то и "Анну Каренину" можно назвать развернутым доносом на суку Вронского...

Я обиделась и сказала при всех:

Надо жить честно, Володя. Не изменять жене. Тогда не будут звонить психиатры-Феликсы. Я вот, например, четыре раза была замужем и моим мужьям не звонили психиатры Феликсы, потому что я была верная жена. ЖИВИ ЧЕСТНО вот и не будут психиатры Феликсы звонить.

Тут уж Володя прямо задохнулся от обиды. Это было хуже, чем бутылкой по голове. Тем более, всем известно, что володина жена - прелестная красавица и весьма самостоятельная женщина, а самому Володе - лохматому бедному человеку и опять же - русскому поэту, отродясь никто не дает. Многие конешно о нем мечтают, читая его проникновенную лирику, но как завидят живьем разбегаются врассыпную. А плечо его соленое только и годиться - пиво закусывать!

Вообщем поссорились. Полгода не разговаривали... Я - не здоровалась, а он - переживал. Потому что лирик. И русский поэт...

Потом я еще с Бруком поссорилась. Я организовывала в "Медведе" вечер Могутина. Звоню Бруку:

Дай мне два телефона. Алейника и Миши Магазанника, который из кузьминских "детей".

Ты же знаешь, я не даю чужих телефонов.

Да мне нужно их на вечер пригласить! Ты чего?

Тут Америка, Юля. Это хамство - давать чужие телефоны. Я сам им позвоню и спрошу, хотят ли они с тобой разговаривать. Если хотят, они тебе перезвонят и...

В жопу твою Америку! Я не в Америке живу, а в русской культуре! В том числе и правил поведения. Хамство - НЕ давать друзьям чужие телефоны! Ты полностью омудел, Володя!

Шваркнула трубку.

Потом Оля - жена его звонит моей Ирочке:

-Ты себе не представляешь, как Володя переживает эту ссору. Юля близкий человек. У нас так мало близких людей в городе...

-А чего он ей телефоны то не дал?

Ирочка, ты не понимаешь. Володя мне все объяснил. Знаешь, зачем она просит у него телефоны разных мужчин?

Для могутинского вечера. А что?

Ты ничего не знаешь! Она просит у Володи телефоны разных мужчин, ЧТОБЫ СПАТЬ С НИМИ!

Прямо так сразу по две штуки и просит?

Да! По две штуки! На всякий случай.

Понятно. Так чего он ей телефонов то не дал? Жалко ему что ли?

Ира, ты циник! А Володя в депрессии ...

Потом, конешно помирились все.

...А вокруг уже медленно, но верно делался мир, в котором поэтов старательно пытаются опустить и запетушить.

(Спасибо Великому Сталину и секции переводчиков за эти хорошие слова. Могли бы век прожить - не узнать, и писала бы я сейчас вяленькое "принизить в социальном отношении".)

И я, обиженная своими друзьями поэтами, тоже решила в этом процессе поучаствовать.

Там в кошерном ресторане "Ершалаим" все это и случилось. Там было много дам-критикесс, и мы спорили о русских поэтах - который всех лучше будет.

Русский поэт на нью-йоркщине - сплошь еврей, а руководит ими всеми антисемит Кузьминский со своего дивана, находящегося в усадьбе "БАНЯ" на реке Делавер...

Есть еще бандерша Лариса Бункер - у нее своя лавочка - Общество американо-израильской дружбы. Там все эти годы, в актовом зале, напоминающем советский Дом Культуры, под скрещенными американским и израильским флагами, читались все русские стихи. А потом все чудно пили в бункере. Лариса пожилая Бедная девушка, похожая на рыбную торговку с Пересыпи и столь же скандальная. На самом деле, она - архитектор с очень тонким вкусом, издает книги и выпускает журнал "СЛОВО", по-моему совершенно прекрасный. Лариса все эти годы удерживала в Нью-Йорке

полу-официальный маленький Бастион Русской Поэзии.

Но главный форт - это, конешно Пахан Андеграунда - Кузьма. Никто из молодых поэтов не минует его Баню, иногда - беспощадную, иногда неуместно пристрастную, это зависит ровно от того, с какой ноги Костя встал. Все это не важно. Костя мог бы сказать о себе:

- Я - РУССКАЯ ПОЭЗИЯ В АМЕРИКЕ.

Так как Сашка Троепольский говорил:

Я - ЭС-ЭН-ЭМ,