Бедная Лиза

Внезапный осмотр, которому подверглись Загорский и Ганцзалин в доме Аргентинца, лишний раз показал прозорливость действительного статского советника.

Закончив обыск, охранники отступили назад.

– Однако же вы оригинально встречаете гостей, – по-испански заметил Загорский, который уже полностью вошел в образ русского князя и пока ничем не обнаружил, что узнал Вальфьерно, с которым еще вчера они вместе плыли на корабле.

– Прошу прощения, господа, за такую вольность, но этого требуют соображения безопасности, – хозяин дома, наконец, повернул голову и посмотрел на гостей. – Вы не представляете себе, как много вокруг…

Тут он прервался и его ласковые глаза округлились от удивления.

– Боже мой, – сказал он, – так это вы!

– Что вы имеете в виду? – спросил Нестор Васильевич, пряча улыбку.

Вальфьерно порывисто поднялся с кресла и пошел к гостям, протягивая руки им навстречу. Он узнал их, это ведь они спасли его от того ужасного убийцы, который пытался его задушить и выбросить за борт!

– Помилуйте, мар… – начал было Загорский, но тут же осекся – он едва не сделал непростительную ошибку. Здесь, в Латинской Америке, все знали его собеседника как Алехандро Гомеса Вальенте де ла Соту, а вовсе не маркиза де Вальфьерно. Было бы крайне неосторожно обнаружить, что он знает о нем больше, чем позволительно случайному знакомому.

– Простите, что вы сказали? – остановился Аргентинец, навостряя уши.

– Ма… – лихорадочно соображая, как выйти из затруднительного положения, тянул действительный статский советник. – Малость. Да, малость. Я имел в виду, что это такая малость, о которой и говорит не стоит.

Хозяин дома смотрел на него внимательно. Ему почему-то показалось…

– Нет-нет, – быстро продолжал Загорский, – я так и сказал. Просто я недостаточно знаю испанский, и если вам не трудно было бы перейти на английский…

– Разумеется, – воскликнул Вальфьерно, сходу переходя на английский. – Конечно. С такими дорогими гостями я готов говорить хоть на всех языках мира одновременно. Но что же мы стоим? Прошу вас, садитесь!

И он повел их к окну, где треугольником стояли три кресла, в которых те и разместились.

– Итак, – торжественно произнес Аргентинец, – мне бы надо еще и еще раз благодарить вас и вашего любезного… Ган-Цза-Лин, кажется… Так вот, князь, мне надо благодарить вас за спасение. Знаете, я не самый слабый человек, но этот мерзавец, который на меня напал, оказался силен, как корабельная лебедка. Я просто не мог ничего сделать, кроме как хрипеть и задыхаться… Что я добросовестно и делал до того момента, пока вы меня не вырвали из его лап.

И он засмеялся. Нестор Васильевич сочувственно покивал: да, сражаться с лебедкой – дело не самое простое. Кстати сказать, почему на него бросился этот странный юноша?

– Понятия не имею, – пожал плечами Аргентинец. – Мне кажется, это просто буйнопомешанный. Вы знаете, тут такое солнце, оно ужасно напекает голову. Если соединить здешнюю жару с какой-нибудь навязчивой идеей, вот вам и готовый безумец, который бросается на всех без разбора.

– Именно поэтому у вас такая охрана? – осведомился действительный статский советник.

На миг на лице у Вальфьерно установилось сложное выражение, но он тут же весело улыбнулся. Да, именно поэтому, хотя и не только. В наше время подлинные ценители искусства подвергаются опасности со всех сторон. В особенности же со стороны этих подлых революционеров. Князь ведь сам – русский, и лучше кого бы то ни было знает, что такое революция. Кстати сказать, он ни разу не слышал, как звучит русский язык, а ему бы этого очень хотелось. Не мог бы любезный князь или его доблестный помощник прочитать что-нибудь по памяти, ну, скажем, из их великого русского поэта Пушкина?

«Он нас что – проверяет?» – одними глазами спросил Ганцзалин у Загорского. Тот сделал неопределенное выражение лица, которое помощник истолковал примерно следующим образом: какая разница? Хочет Пушкина, прочитаем ему Пушкина. И откашлявшись, начал декламировать торжественно и важно на чистом русском языке:

– Раз-два-три-четыре-пять – вышел зайчик погулять…

Ганцзалин немедленно подхватил:

– Мало-мало погулять!

– Вдруг охотник прибегает, прямо в зайчика стреляет, – продолжал Загорский.

– Мало-мало вдруг стреляет, – эхом отозвался помощник.

– Пиф-паф-ой-ёй-ёй, умирает зайчик мой! – громогласно провозгласил Нестор Васильевич.

– Умираю мало-мало! – неожиданно закричал китаец и, откинувшись в кресле, картинно закатил глаза к потолку.

На несколько секунд в комнате воцарилась изумленная тишина.

– Это и есть Пушкин? – с подозрением спросил Вальфьерно.

– Да, – с каменным лицом отвечал Загорский, переходя на английский. – Это начало его бессмертного романа в стихах «Евгений Онегин». Мы прочли его на два голоса, по ролям.

Растерянный хозяин дома слегка откашлялся: он, разумеется, не слова не понял, но сразу почувствовал особенную энергичность и музыкальность пушкинских виршей. А о чем этот бессмертный роман?

– О любви и ненависти, – отвечал Загорский. – О жизни и смерти. Впрочем, как вы, наверное, догадываетесь, я явился к вам не затем, чтобы беседовать о поэзии.