Бедность (февраль 2008)

Надо сказать, справедливости ради, что основной объект нового властного решения - торговка не очками и не сувенирами, а молоком и мясом неизвестного происхождения и подозрительного химического состава. Однако же можно предположить, что под эту гребенку начнут чесать всех.

И потерпят фиаско.

* ДУМЫ * Евгения Долгинова Фашист прилетел

Быть бедным

I.

Два года назад в историческом центре Санкт-Петербурга появились биллборды: «Стыдно быть Бедным» - так, с прописной буквы, зазывали в новый, очень дорогой магазин. Питерские бедные почему-то не застыдились, а вознегодовали, Пиотровский сказал: «Позор!», и Федеральная антимонопольная служба потребовала биллборды изъять, а заказчику влепила штраф в 400 МРОТ, чтоб неповадно.

На удивление здравая реакция, однако на каждый роток не наденешь намордник. Примерно в то же время я прочитала в одном из федеральных СМИ заметку интеллигентной девушки (специально оговорено: профессорской внучки) о том, как она не любит бедных, потому что в детстве они воровали у нее фломастеры, а нынче просто хамят - от сантехника до учителя - и, главное, бездельничают. Нормальный щебет дурочки, но тон! но апломб! но святая уверенность, что никто не одернет! - так и вышло, никто не возразил. А тут и певица Лолита интервью дала. «Бедным быть стыдно! - говорит. - Любой бедный при желании станет обеспеченным - при наших-то возможностях!» И дала рецепт: «Для этого надо развиваться, идти к цели, как шел Михаил Ломоносов!» Лолита - большой мыслитель и добрая женщина, но кто знает, вдруг в момент речи ей просто стало душно в новом бюстье. Потом как-то всколыхнулись медийные поля, тема новой русской бедности пошла в расход, обсуждали ее так же пылко, как эвтаназию, аборты и смертную казнь, - и точно так же заболтали до самых кишок. Но интонация задержалась.

Масскульт, медиа, реклама вменяют российской бедности новую семантику: из горя-злосчастья шьют вину и преступление.

II.

Тема бедности как порока - относительно свежая: социал-дарвинистская роза привилась к дичку интеллигентского народничества на удивление резво. Уж кажется, любое бедствие представляли расплатой - за советскость, за ужасы тоталитаризма, за экспорт зерновых, за конформизм с сервилизмом, за НИИ с чаепитиями, за кроличью шубу, за астму, за горечь слез, отраву поцелуя, за месть врагов и клевету друзей. Конфликт личной памяти и вмененной идеологической нормы хорошо сформулировал Сергей Гандлевский еще в 1989 году: «Пройдет время, и мы узнаем, что наши лучшие годы, расцвет пяти чувств, беспричинный восторг - не вполне, как бы это сказать, правомочны, обман детского восприятия. Что мы были введены в заблуждение, праздника не было, а были: кровь, ложь, общее оскотинение. Что кому велосипед „Дукс“ и липовые аллеи, кому сладкая горечь предреволюционного артистического быта, а кому - сиротский праздник 1 мая, да и тот, как оказалось, обман. Знание знанием и злость злостью, но что нам делать с любовью, раз она есть? Что делать лирическому поэту со своим главным достоянием - тайной, если она опозорена?» Неизвестно, по-прежнему ли считает Гандлевский, по прошествии без малого двадцати лет, свою тайну «опозоренной», а восторги детства «неправомочными», да и не так это важно, - но в контексте переоценки феномен бедности прямо-таки напрашивается в один логический ряд с Первомаем и оскотинением. Вот хороший человек, рассказывая про безнадежное алтайское село, где наличность только у пенсионеров, про девочку, полгода копившую гривенники на конверт, чтобы попросить у Деда Мороза шоколадную медальку, - объясняет на голубом глазу: сами виноваты, такую выбрали себе районную власть, «совковую», неперестроившуюся. «Но при совке так не жили!» - «Жили-жили. Просто занимались лакировкой действительности».

Впрочем, «сами виноваты» не всегда упирается в совок, чаще - в «ментальность», в мифологию русской лени и неумелости, Емели на печи и обломовщины; грамотные могут ввернуть кусок из Проппа. Однажды наблюдала в вокзальном зале ожидания многослойную деревенскую старуху, она смотрела кабельное ток-шоу (с рефреном «Народ не умеет работать») и тихо качала головой, как бы соглашаясь со своим же внутренним монологом. Я прикидывала: с полвека трудового стажа, одинока, артрит, наверняка печень. Повернувшись ко мне, кивнула на экран и задумчиво, почти без обиды, спросила: «Зачем они это все?» А в глазах стояло тоскливое: фашист прилетел.

III.

С бедностью в России всегда было хорошо, бери не хочу. Даже в насквозь эвфемистической советской риторике, в 80-х годах появилось застенчивое определение «малообеспеченные»; понятие «бедность» было легализовано в 90-х. Еще в позапрошлом году за чертой бедности жила чуть ли не четверть страны, 22 процента - а в нынешнем яичко к Христову дню, большая убедительная победа: сократили до 16, ура. Догоняем Америку с ее 12 процентами! (А Греф так и вовсе обещал перегнать к 2010, оставив не более 10 процентов босоты).