Бедные углы большого дома

— Что? попалась, попалась? — дразнило, «ребячество» сестру Жени.

Жени, молча, съ надутыми губками разсматривала кольцо и думала про Варю, что Варя скверная двчонка.

— Вы видли нашихъ братьевъ? — спросили сестры.

— Нтъ.

— Душка, это красавцы! Пойдемте къ нимъ въ комнату, мы вамъ покажемъ ихъ портреты.

— Но какъ же… въ ихъ комнату? — смутилась Варя.

— Ихъ дома нтъ, дома нтъ, пойдемте!

Вс четыре сестры вспорхнули и увлекли Варю въ комнату братьевъ. Началось показыванье портретовъ, чернильницъ, прессъ-папье, книгъ, которыя двушкамъ нельзя читать и которыхъ сестры, по ихъ словамъ, не читали. Толпа бродила по комнат, какъ бродятъ зваки по разнымъ выставкамъ. Сестра Жени взяла въ ротъ трубку и вздрогнула отъ своей невинной шалости, прибавивъ съ отвращеніемъ:

— Говорятъ, иныя женщины курятъ! Пфа-а! — потрясла она головой и при этомъ разсыпала себ на лицо своя чудныя кудри, что заставило ее отбросить ихъ назадъ быстрымъ движеніемъ руки, и въ эту минуту ея запылавшее лицо сдлалось очаровательнымъ. — Это дурныя женщины. — продолжала она въ раздумьи:- падшія…

— Наша хозяйка куритъ! она хорошая, — замтила Варя.

— Фи-и! — протянула очаровательная двочка, едва успвшая смнить коротенькое платьице, на длинное.

— Братъ! — вдругъ раздался убійственно пугливый крикъ, и Варя увидла позади себя какого-то молодого франта. Начались извиненія, рекомендаціи, замшательство и бгство четырехъ сестеръ, увлекшихъ за собою и Варю.

Къ обду пріхали еще дв двицы со своими матерями, и возвратились изъ должности еще два брата Гребешковы, одтые въ одинаковые вицъ-мундиры, причесанные по одной и той же модной картинк, носившіе совершенно одинаковые галстуки, смявшіеся одинаково громкимъ смхомъ однмъ и тмъ же остротамъ. Они и ихъ третій братъ, уже познакомившійся съ Варей, бросали на нее многозначительные взгляды, и вс поспшили подать ей солонки, когда ей понадобилась соль, и вс вдругъ отдернули эти солонки, когда она хотла взять изъ нихъ соль.

— Поссоримся! — вдругъ засмялись три брата своей выдумк и снова подвинули солонки.

Острота вызвала всеобщій смхъ; не смялась одна Варя къ великому удивленію всхъ. Эта острота дала, между прочимъ, поводъ проговорить до конца обда сперва о томъ, что слдуетъ ли бояться ссоры при передач соли, а потомъ о предразсудкахъ вообще, и бывали ли примры, оправдывающіе существованіе этихъ предразсудковъ. Кончился обдъ разсказомъ барыни о страшномъ, страшномъ привидніи, подошедшемъ къ ея постели и ужасно сопвшемъ въ темнот; вс испугались, у всхъ захватило духъ, — наконецъ, барыня объявила, что это ея лакей напился пьянъ и забрелъ въ ея спальню… Вс вздохнули свободне, а одна изъ самыхъ невинныхъ двицъ потупила глазки.

— А гд же кузина Даша? — спросила Ольга Васильевна во время десерта и тотчасъ же покраснла за себя, чувствуя, что она сдлала непростительную глупость. Гости посмотрли на Ольгу Васильевну съ такимъ изумленіемъ, какъ будто она спросила объ отсутствіи какого-то миическаго существа.

— Нездорова, — небрежно отвтила тетушка и спросила у Ольги Васильевны, давно ли она сшила себ это миленькое платье, надтое на ней.

Кузины торопливо завязали разговоръ съ Варей о томъ, что съ военными ловче танцовать, чмъ со статскими, и вопросъ о миической кузин Даш исчезъ безслдно среди этихъ боле достойныхъ вниманія жизненныхъ вопросовъ.

Посл обда, одной изъ двицъ, бывшихъ въ гостяхъ у Гребешковыхъ, понадобилось поправить что-то изъ туалета, и вс двицы отправились въ комнату сестеръ Гребешковыхъ. Вообще, эта толпа юныхъ грацій цлый день порхала съ мста на мсто и представляла что-то подобное перелетнымъ птицамъ. Въ святилищ двической спальни начались новыя показыванья разныхъ нарядовъ, зазвучали разныя жалобы и выраженія разныхъ тайныхъ желаній и надеждъ. Тоненькіе голоса ввучали такъ звонко и быстро, что Варя едва ловила мысли и различала слова.

— Чего пришли сюда хвосты-то трепать, мало въ другихъ комнатахъ мста, что ли? Шмыгаете изъ комнаты въ комнату, какъ угорлыя! — раздался, трубый, похожій на мужской басъ, голосъ среди тоненькаго писка сестеръ.

Варя обернулась и увидала топорную, толстую фигуру немолодой двушки; съ грубымъ лоснящимся лицомъ, рабочими руками и злыми глазами, смотрвшими твердо и прямо. Она была одта безъ вкуса, но съ претензіями на моду.

— Дурища необразованная! — прошептала одна изъ сестеръ съ презрніемъ.

— Не говорите съ ней!.. Не обращайте на нее вниманія!.. Это Дашка! — прошептали Вар другія сестры.

— Хоть бы обдъ-то прислали, — злобно заговорила сестра Дарья:- а то и объдковъ-то не оставите, слопали все со своею сволочью!

— Уйдемте, уйдемте, душа моя! — воскликнула одна изъ сестеръ. — Она у насъ сумасшедшая.

Варя взглянула со страхомъ на сестру Дарью; та не походила на сумасшедшую, но въ ея лиц выражалась злоба и грубость. Вс двицы двинулись изъ комнаты, но двигалась одна Вара.

— Что, небось, языки-то прикусили; правда-то, видно, не свой братъ, глаза колетъ! — крикнула сестра Дарья.

— Мы maman пожалуемся на тебя, дура! — отвтили ей сестры на ходу.