Кто-то из их ровесников не верит совсем, вот им гораздо хуже, страшнее. Позади – недостроенный несбывшийся коммунизм, впереди – черная яма смерти. А у бабы Таисии и подружек ее Шурки и Ольки души полетят на небо, их там ждут, привечают да знаки всякие подают. И не оставят, когда телу совсем невмоготу станет таскать душу по земле.
У Алены раньше была подруга Яна, которую она знала с раннего детства – их родители снимали рядом дачи в деревне Петрово-Дальнее, в сторону от Волоколамки. Теперь там проходит Новорижская трасса и громоздятся особняки один краше и богаче другого, а раньше мальчишки гоняли петухов по канавам и рытвинам. Они и в Москве жили с Яной в одном районе и пошли в одну и ту же школу. Алена дружила с Яной всю жизнь, с тех пор, как себя помнила. У Алены не было сестры, но была Янка – подруга как сестра, даже ближе. Пойти в эту церковь работать посоветовала ей как раз Яна, чтобы практика в пении была, да и деньги здесь неплохие платят.
После школы Яна, как и Алена, хотела поступить в Гнесинский институт, но не попала, закончила только музыкальное училище. Голос у нее был слабоватый, а желание петь – огромное. Яна пела то бардовские песни, то баллады, то рок, а потом неожиданно увлеклась фольклором, стала ездить по деревням, собирать забытые песни, записывать голоса старушек с их дребезжащими, бесконечными напевами. И увлеклась еще и религией, бабушкиной, наивной и безыскусной.
По воскресеньям Яна меняла джинсы на длинные юбки, надевала большой цветастый платок и шла в церковь, стояла там всю службу, возвращаясь домой совершенно просветленная, с верой в себя, в Бога, который ее не оставит ни при каких обстоятельствах. Завела новых друзей, тоже верующих, или церковных служек. Постепенно у нее появились и несколько знакомых священников.
Это всё не помешало Яне найти хорошую работу на телевидении и встретить человека своей мечты вовсе не в церкви, а далекого от этого мира. Он был весел, голубоглаз, остроумен и не так давно женат. Яна стала жить с ним в открытую, случайно забеременела, родила ребенка, потом – второго… Ее друг никогда не скрывал, что любит свою жену и подрастающего сына и вовсе не намерен ломать привычный уклад. Но Яна упорно ходила на исповеди, рассказывала обо всем батюшкам, просила совета, как сделать так, чтобы не грешить, то есть жить не во грехе, а повенчаться с этим чужим мужем. И что-то такое находила она в их наставлениях, что, страшно довольная, мчалась домой, учила своих детей петь духовные стихи, водила их к причастию. Прощая очевидные измены своего друга, измены со многими другими женщинами, она трепетно относилась к собственному чувству, не допуская и малейшего сомнения в его взаимности, а также в своей правоте и праве на счастье.
Алене с годами стало все труднее поддерживать разговоры с Яной, которая в каждом затруднительном случае ссылалась на Бога, при этом ведя совершенно светский образ жизни, пробивая любыми способами себе дорогу. Теперь Яна работала в шоу-бизнесе, имела престижную, новомодную профессию стилиста, человека, обладающего способностью из любого невзрачного парнишки, который не нравился никому в школе, сделать притягательный образ, вожделенную мечту миллионов.
– Наконец наш-то, кажется, к нам прибился. Уже третий раз ночует на этой неделе, – однажды радостно поделилась Яна с подругой по телефону.
– Он ушел из дома? – спросила Алена.
– Да… Живет пока один… Ну, надеюсь, теперь уже никуда не денется!..
«А может быть, как раз наоборот?» – подумала Алена, но не стала расстраивать подругу. Вместо этого она спросила:
– Ну, а как же его жена и сын?
– Откуда я знаю? Почему я должна об этом думать? У меня есть свои дети, и им нужен отец. Наверное, я все-таки о них обязана заботиться, правда?
– Тебе не жалко ее, Янка? Представляешь, как это ужасно – когда муж, с которым прожила десять лет, собрал вещи и ушел…
– Ты-то откуда знаешь? – засмеялась Яна. – И потом, с чего я должна ее жалеть? Если мужчина уходит, виновата сама женщина, значит, мало любила, не так любила…
– Ой, Янка, не знаю… Им же все надоедает – и если их любят, и если не любят… Уходят просто к чему-то другому, или к свободе, или просто потому, что теперь ведь можно уходить, хоть каждый год женись да уходи, когда надоест, – никто особо и не осудит…
– Саша ушел ко мне! К моей любви! Когда понял, что никто его так не любит!.. Моя любовь его спасет!.. Сейчас сделаем ремонт, и тогда он к нам переедет насовсем.
– Ну ясно, – вздохнула Алена.
– Бог тебя простит, – неожиданно сказала Яна. – Только ты все из зависти говоришь.
– Ты что, Янка? – растерялась Алена. – Как ты можешь…