Бедный маленький мир

– Но мне не нужен бас-гитарист, – вздохнул Давор, – ты же знаешь. А нужен мне человек, который умеет прилично играть на колесной лире. Вряд ли твой Гоша когда-нибудь держал ее в руках.

– Он сможет! – пламенно заверила Бранка.

Давор засмеялся и в этот момент понял, что немедленно усыновит программиста Гошу, даже если он ни на чем играть не умеет. Потому что ему – ладно, так уж и быть, – тоже нужен программист. И Бранка ему очень нужна. Еще не хватало, чтобы она, прихватив скрипку и клетку с Кроликом Голландским, сбежала со своим возлюбленным и бросила его, Давора, в самом начале их мирового турне.

Если бы не их двадцатилетней давности встреча с Сандой, Давор, возможно, и не верил бы в эти бунинские штучки: солнечный удар, то-сё, сам не понял, как получилось, еще минуту назад ничего, а сейчас уже все… Но дело в том, что тогда, двадцать лет назад, интервал между падением Санды прямо ему в руки и началом их двухнедельного непрерывного, волшебного и яростного секса составил примерно около двух часов. За те два часа они успели заблудиться в знакомом городе, выпить вина и купить несколько совершенно ненужных вещей, которые в тот момент почему-то вызвали у них нездоровый восторг, – ковбойскую шляпу, универсальную отвертку, десертную тарелку с портретом Микки-Мауса и очки для дайвинга.

С тех пор Давор по-настоящему верил в спонтанность, в любовь и в страсть. Внутри должно что-то биться и вибрировать, считал теперь он. Должен быть какой-то ядерный заряд. Тогда возможен поступок, возможны действие, качество. Если же импульса нет, лучше некоторое время лежать на диване, а не порождать вокруг себя всякие унылые и безжизненные псевдоквазии.

«Славянский мир, значит…» – угрюмо сказал себе Давор. То, чего нет. Территория полной дезинтеграции, всякие шакалы и гиены с визитками консультантов в «неправительственных общественных организациях», и везде стоит плотный неистребимый запах, который ни с чем не спутаешь, – запах американского бабла. Так сейчас пахнет в Косове, в Приштине, и находиться там невозможно. Если ему скажут, что здесь этого нет, он никогда в это не поверит. Никогда и ни за что. И всякие разные семинары, форумы-конгрессы – только шлюзы для сброса напряжения. Чтобы люди выпустили пар, обсудили всевозможные тенденции, условия, институциональные предпосылки… Славянский мир, так его и так…

– Что, простите? – Юноша Павел, менеджер принимающей стороны, оказывается, стоит рядом, а у него, Давора, из внутренней речи что-то, видимо, случайно вырвалось наружу.

– Непереводимая сербская идиома, – буркнул Давор. – Не обращайте внимания, со мной все в порядке. Сколько нам туда ехать?

– Да полтора часа всего! – махнул рукой Павел. – Тут рядышком.

Давор почувствовал, что наконец-то согрелся, и снял куртку. Милан с Гораном махали ему из автобуса, свирепо подмигивали и показывали банку с пивом. За автобусом, в полной уверенности, что их никто не видит, безмятежно целовались Бранка с Гошей. Вот он – его личный, собственный славянский мир. Вместе с инструментами и аппаратурой умещается в двух автобусах – сербы, хорваты, цыгане, болгары, боснийские мусульмане, евреи, поляки, турки. Да, в его славянском мире есть и турки. А почему нет? Все, кому не нравится, пошли на фиг. Вот эти люди, и он вместе с ними, и все те, кто поет и танцует, плачет и смеется на их концертах, будь они хоть эскимосами, и есть материальное и физическое воплощение славянского мира. А остальное – теоретические конструкции и ностальгия.

И главное – они, как полевой госпиталь, могут развернуться в любой точке Земли.

* * *

Профессор Кроль смотрел в окно. Смотрел, как Иванна со своим молодым человеком уходят по парковой тропинке, и он обнимает ее за плечи, а она что-то говорит ему на ходу, потом они останавливаются, и Иванна снова что-то говорит ему, а он прижимает ее голову к своему плечу, но она вырывается и идет вперед, а он бредет следом, хлопая себя по карманам, и, наконец, закуривает на ходу. И так они исчезают за поворотом, и из-за того же поворота появляются дети на лошадях – мальчик и девочка в одинаковых синих «алясках» – румяные, как снегири. Юные всадники движутся медленно, шагом, а когда приближаются, профессор Кроль увидел наушники у них в ушах и подумал, какое это, наверное, чудесное занятие – ездить верхом по сонному холодному парку вдвоем, слушать музыку и никуда-никуда не торопиться.

Затем подумал, что пора бы ехать домой на обед, надел свою неубиваемую куртку цвета хаки с бурой цигейковой подстежкой, взял шапку и пошел через конференц-зал к выходу, прихрамывая. Ныл тазобедренный сустав, и к тому же профессор чувствовал себя как-то взволнованно и странно. Он давно уже задвинул те события за границу сознания, с тех пор произошло много чего.