– Ну как что? – удивилась Черная Касса. – Я говорила, что Динка совсем стыд потеряла и готова средь белого дня Сереге в штаны залезть, что все об этом говорят, и только ты не видишь, а ведь она твоя подчиненная. Ни Женьки Динка не стеснялась, никого. А Женька очень нервничала, плакала у меня за стеллажами, однажды даже там и уснула, на диванчике – я ей валерьянку дала. Ну вот. Я тебе и говорила, может, ты с шалавой Динкой поговоришь, а то у нее бешенство матки, и у меня люди за стеллажами плачут…
– Нет, – перебил Василий Ильич нетерпеливо, – про бешенство матки я помню, это ты мне раньше говорила. А в то утро сказала что-то другое.
– Другое? – с сомнением переспросила Черная Касса.
– Про Динку, но другое. Вроде она… Что?
– А-а, вспомнила! Я говорила, что она сказалась больной и неделю не ходит на работу, якобы на больничном. Только накануне вечером я задержалась с инвентаризацией, и вдруг ее возле новой пристройки встретила… «Ты же хвораешь, Диночка, – сказала ей, – что же ты тут шаришься как привидение, когда все домой ушли?» А та что-то невнятное буркнула и была ужасно мрачной. Ужасно. Я ее такой никогда не видела. Она же вообще-то всегда ржала как ненормальная. А на следующий день Женька мне по секрету сказала, что Динка к Сереге теперь за версту не подходит, как отрезало, и даже на улице переходит на другую сторону. Я тогда подумала, что, наверное, Серега как-то с Городецкой поговорил… в общем, дал понять… послал, короче. Видимо, заметил, в конце концов, как Женька переживает. Хотя Женька была страшно гордая. Я ей, к примеру, говорю: «Ты спроси Сережку, что Динка к нему лезет. Может, когда было у них что? Может, повод дал, а теперь не знает куда деться?» На что мне Женька сказала, что до выяснения отношений с родным мужем она себя не унизит. Представляешь? Я-то бы на ее месте сковородкой его по голове… А ты к чему спрашиваешь?
– Да так. Увидел нашу Снегурочку и почему-то вспомнил те времена.
– Слушай, Васька! – округлила глаза Юдифь. – Может, это все Динка? Динка могла же залезть в виварий и что-то там подпилить. Кирпич просто так на голову не упадет, а…
– Читали, знаем. Нет, Юда, не могла. Я был тогда две недели подряд и.о. завлаба, на время командировки Марченко, и ключ был только у Сережи и у меня. Свой он мне сдавал всегда, и в конце рабочего дня я, в свою очередь, относил все ключи в сейф, который в приемной. Это сейчас у нас бардак, а тогда было строго. Из сейфа Динка взять ключ не могла. Да и такой грех на душу… Глупости. Не выдумывай.
– Отвергнутая женщина – страшное дело, – убежденно сказала Черная Касса и потащила Снегурочку дальше.
По дороге домой Василий Ильич вспоминал трехлетнюю Иванну. В той картинке Иванна была с хвостиками, в красном платьице и бродила среди высокой травы с сосредоточенным видом и с сачком в руках.
– Что ты там высматриваешь? – спросил тогда Кроль девочку.
– Кузнечика, – ответила Иванна и посмотрела на него своими продолговатыми карими глазами.
– Кузнечиков ловят рукой, – сказал ей Кроль. – Сачком нипочем не поймаешь.
Потом он прыгал по лужайке и ловил ей кузнечиков, а Иванна звонко смеялась и бегала за ним с сачком. Кузнечиков они рассматривали и выпускали. Потом она упала, но совершенно не расстроилась, правда, потеряла при этом свою красную сандалию. Сандалию благополучно отыскали в траве, в ходе поисков нашли еще пять копеек и отличного навозного жука. Жука спрятали в спичечный коробок, и он вместе с пятачком перешел в собственность Иванны – был с предосторожностями помещен в ее кармашек. А потом пришла Женя и куда-то дочку повела. Иванна оглядывалась и махала Кролю маленькой ладошкой. А теперь она – взрослая женщина, и какой-то парень обнимает ее за плечи, и смотрит на нее так, что никаких сомнений в характере их отношений у Кроля не возникало.
«Их там нет», – успокаивал тогда, в тот давний уже страшный день, себя сорокалетний Кроль, глядя, как самосвал сливает на провалившуюся крышу вивария гашеную известь. Не только пропавшие фотографии позволяли ему так думать, но и заведующий лабораторией Петр Иванович Марченко, к которому, ничего не понимая, примчался Кроль, как только был установлен кордон. Василий Ильич две недели являлся и.о. завлаба и, естественно, был в курсе исследовательских тем сотрудников. Он прекрасно знал, что еще на прошлой неделе все больные мыши были уничтожены – бестрепетной рукой Жени Михайловой сожжены в печи, а в виварий были помещены бодрые и здоровые, в количестве тридцати штук. И они уже несколько дней сидели под вакциной, только одна их половина была вакцинирована БЦЖ, а другая – безымянной пока вакциной N31-6 (это был ее порядковый номер в журнале экспериментальных препаратов). И только через три дня мыши должны были быть инфицированы вирулентной эль-формой. Никакого легочного вируса в тот момент в виварии не было!
– Там в разбитых боксах модифицированная эль-форма, – заявил ему Марченко и крепко сжал руку выше локтя. – Понял?
– Да нет же!