Бедный маленький мир

– А ведь обещал… – вздохнул Генрик. – Ну и черт с ним!

– Кто обещал? Подождите, не перебивайте. Вы должны мне объяснить. Вы точно знаете. Для меня Дед был святым, но я не понимаю…

– Вы совершенно правы, – серьезно сказал Генрик. – Советую вам засыпать и просыпаться с такой мыслью. А я его подвел. И вас подвел. Простите меня великодушно.

Иванна перестала понимать своего управляющего окончательно и принялась машинально жевать булочку.

Генрик чего-то ждал от нее, двигал по столу салфетку в кольце.

– Я понял, – наконец снова заговорил Морано, – вы не в курсе. Но это уже не важно. Я решил, что в любом случае расскажу вам все. А там – ваше дело.

Историю о трех миллионах Иванна выслушала, широко открыв глаза, и когда Генрик горестно умолк, сделала то, чего тот от нее никак не ожидал. Она обошла стол, поцеловала его в щеку и сказала:

– Забудем.

– Забудем? – не поверил своим ушам Морано.

– Конечно. Легко забудем. Это все ерунда.

Потрясенный Генрик замолчал. Молчал долго. Потом сказал:

– Десять баллов, – и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Но вы, – продолжила Иванна, – сейчас расскажете мне о том, кто такие белые мотыльки.

Его лицо окаменело. То есть больше не выражало ни одной из понятных Иванне эмоций. Просто замерло.

– Я не могу, – наконец выдавил он. – Если расскажу, меня, скорее всего, убьют. Хотя и не рассказать не могу… О господи!

– Делать нечего, – усмехнулась Иванна, – значит, нас убьют вместе.

– Вы не понимаете. – Генрик еле шевелил губами, от чего слова получались невнятными. – Вас не убьют. Вас не могут убить.

– Да ладно, – отмахнулась Иванна, – хватит вам, не нагнетайте.

– Вы не понимаете… – повторил Генрик.

– Да! – закричала Иванна и швырнула мятую салфетку на пол. – Не понимаю! Я ни хрена уже не понимаю! И меня окружают люди, о которых я ничего не понимаю! И события совершенно непонятные происходят! Как жить? Я вас спрашиваю! А, Генрик?

– Я расскажу, – торопливо сказал Морано, – только не волнуйтесь вы так.

* * *

У них была своя мифология. Из поколения в поколение они передавали фразу о том, что все есть проект и Господь Бог – продукт его. Не то чтобы открыто обсуждалось, но подразумевалось, что масштабный резонансный сценарий с участием целой римской провинции, с такими яркими персонажами (один Пилат чего стоит!) и с такой безупречной драматургией реализовали тоже они. Но на самом деле это была байка, исторический анекдот для своих, материал для всевозможных интерпретаций. Не было тогда никаких проектировщиков, они появились спустя пятьсот лет.

Когда Аниций Манлий Торкват Северин, молодой римский аристократ, предложил сотрудничество завоевателю Рима, королю остготов Теодориху Великому, король был весьма тронут, а молодой человек назначен сенатором, патрицием и консулом. Чуть позже он получил звание magister officiorum (организатор государственных и придворных церемоний), благодаря чему вошел в ближний круг короля. Стремительная и блестящая карьера с таким неоднозначным началом просто не могла не завершиться грандиозной неприятностью. Используя свое влияние, римский патриций защищал интересы римлян и жестко ставил на место остготских чиновников. А в конце концов был обвинен в государственной измене, провел два года в заключении в Павии и в 524 году казнен. Ну, варвары они были, остготы, не понимали тонкой римской души, что с них возьмешь…

– Генрик, – осторожно перебила своего управляющего Иванна, – вы меня извините, но я все это знаю. И долго могу рассказывать вам также о том, как этот молодой сенатор, он же Боэций, подготовил категориальную и операциональную базу для схоластики, и почему главным его произведением я считаю не унылое «Утешение философией» в пяти книгах, а совсем небольшую работу «О различии выводов на основании общеизвестных суждений».

– Конечно, – согласился Генрик. – Но это предыстория. Дело в том, что у Боэция был сын.