– Мой муж погиб, когда Машка была на пятом курсе, – говорила Анна Карловна, поворачивая в пальцах стакан с соком. – Погиб довольно странно. В тот день они оставались с моей мамой и Машкой на даче, а я с маленьким Вовкой была дома, на Цветном. Машка говорит, что они пили чай на веранде, в сумерках, потом Гена спохватился и пошел запирать калитку. Запер и присел возле нее на корточки. Они с бабушкой с веранды зовут – а он сидит. Подбежали, думали, у него сердце прихватило. А у него из груди торчит тонкая, трехгранная, как спортивная сабля, и остро заточенная, как потом оказалось, стальная спица. Калитка была дощатой, и следствие пришло к выводу, что кто-то, находясь снаружи, просунул эту штуку в щель между досками и попал ему прямо в сердце. Скорее всего, так и было.
– У него имелись конкуренты? – спросила Иванна.
– Господи, да у него вся страна была – одни сплошные конкуренты! Тогда, в конце восьмидесятых – начале девяностых, Гена создал компанию, которая стала первым в России лицензированным торговцем ценными бумаги на фондовом рынке. Полный спектр услуг – начиная от скупки акций эмитентов и заканчивая консультированием клиентов. Взлет произошел в течение двух лет. Поэтому, как ни ужасно звучит, я была готова ко всему. А Машка была папиной дочкой, без него на горшок не садилась. Все с ним да с ним, как хвостик. Она обожала его. Так ведь и было за что! У них имелись свои секреты. В общем, когда это случилось, Машка неделю пролежала в бреду с температурой, а очнувшись – бледная была, худая, за стеночки держалась, – заявила: «Я разберусь». Сдала госэкзамены, получила диплом и уехала в монастырь.
Иванна со всех сторон рассматривала свой тост с таким лицом, как будто пыталась вспомнить о его предназначении. Зачем-то посмотрела сквозь него на свет. Спохватилась и положила на тарелочку.
– Как вы думаете, – спросила она, продолжая гипнотизировать кусочек жареного хлеба, – почему Маша выбрала именно тот монастырь? Она что, и раньше была католичкой? Мне в свое время как-то не удалось поговорить с ней на эту тему.
– Гена ее туда с собой брал однажды. Раньше, где-то на ее первом курсе. Там ей все очень понравилось, и люди, и природа. Ну да, дочка была склонна ко всему такому… Она была очень романтичной, наша Машка. Но стеснялась этого и старалась выглядеть твердой, рациональной.
– А зачем, – напряглась Иванна, – туда ездил ваш муж?
– Его пригласили. Он дружил с немецким бароном, с очаровательным Густавом Эккертом. Может быть, они даже были партнерами по бизнесу, но тут ничего определенного я сказать не могу. Муж со мной не делился… Что с вами?
Мгновенно побледневшая Иванна с закрытыми глазами сползала с дивана на ковер. Я успел подхватить ее под руки, но единственное, что смог сделать, это уложить ее на пол – медленно, так, чтобы она не ударилась головой.
– У нее что, обморок? – растерянно спросила Анна Карловна. – Танюлик, лед и нашатырь тащи! Быстро! Что с ней? – Женщина вопросительно посмотрела на меня. – Она не беременна?
– Возможно, – кивнул я, преодолевая внезапно возникшее сильное головокружение. – Возможно.
Нашатыря в доме не оказалось, Танюлик принесла лед и уксус.
– Не надо… – Иванна открыла глаза. – Извините меня. Понимаете, у меня дистония… Леша, дай руку.
Она села, прислонилась спиной к моей груди, и я обнял ее обеими руками. Я дышал ей в теплый затылок, ее мягкие волосы пахли молоком и медом, и мне хотелось плакать.
Анна Карловна смотрела на нас во все глаза.
– Если вы можете вспомнить что-то еще… – прошептала Иванна. У нее снова сел голос.
– У меня есть письмо от Машки, – осторожно ответила женщина. – Я его приготовила.
Затем ушла в соседнюю комнату и вернулась с листом почтовой бумаги. В левом верхнем его углу имелись картинка с морским пейзажем и подпись под ней «Саки – город-курорт».
– Там у нее несколько слов об отце, – пояснила Анна Карловна. – Я отметила маркером…
«Незадолго до смерти папа мне говорил, что самый страшный грех, в который может впасть богатый и успешный человек, – это грех идеализма, – твердым крупным почерком писала Маша Булатова. – Что нельзя играть и строить гигантские спекуляции на тайном желании сорокалетнего мужика переделать мир и влиять на процессы. И что благими намерениями вымощена дорога в ад. Я, кажется, поняла. Мне тут нужно кое с кем поговорить».
– Можно от вас позвонить? – спросила Иванна.
Анна Карловна удивленно посмотрела на нас. Наверное, теперь, когда мобильные телефоны имеют даже дети, просьба прозвучала странно. Я тоскливо подумал о наших снулых трубках на дне моего рюкзака.
– Да, конечно, – очнулась она, легко подбежала к белому пузатому комоду и принесла оттуда трубку радиотелефона.
А я про себя усмехнулся: если и я буду так двигаться после шестидесяти, то можно считать, что жизнь удалась.
Иванна позвонила Юсе.