А сейчас Рычков просил у меня больше тяглового скота и повозок. Он не испытывал проблем с рабочей силой на рубке соли — были организованы система многосменной работы, нормальное питание, жильё, и каторжники уже не мёрли, как мухи. Сложности были именно в доставке соли к пристаням для дальнейшей транспортировки, ну и в развозе по уездам. Но если со вторым пунктом активное содействие оказывали окольничие, которые взяли на себя организацию системы доставки, то с транспортными средствами была проблема.
Мы рассчитывали получить от племенных заводов значительно количество тяжёлого скота, но для армии, а вот на Соляную палату задела не было — не рассчитали. Но вопрос-то крайне важный, больше соли — больше припасов, больше солёной рыбы, что уже потекла на продажу за границу. Придётся решать, ужмётся армия.
С повозками же было ещё сложнее — Окольничая служба бомбардировала меня требованиями о поставках телег для перевозки грузов, полевых кузниц, кухонь, Лекарский приказ не отставал, желая фуры для раненных, для походных аптек, двуколки для уездных лекарей, даже Мелиссино в Оружейной палате намекал, что ему нужны типовые лафеты[126]
и зарядные ящики[127]. Производство экипажей росло, но всё-таки это было кустарное производство — оно и количественно, и качественно не соответствовало нашим растущим потребностям. В общем, пока с повозками дело было плохо.Вопрос сложный, надо заняться будет. А пока, пусть телеги на месте заказывает, хоть и мало и неудобно ему так. Рычкову и так всё понятно, правильный человек он.
Поручик Зыков задумчиво смотрел на сидящего перед ним Григория Строганова. Барон низко опустил голову и мрачно молчал. Иван снова начал писать, продолжая держать уже порядком затянувшуюся паузу. Наконец, закончив, он тихо спросил допрашиваемого:
— А зачем Вам всё это было надо, Григорий Николаевич?
— Да, всё, как всегда, господин поручик! Золота хотелось, власти больше…
— Вот странно, у Вас же было всё, что только можно себе представить. — с грустной усмешкой продолжил беседу Зыков, — Огромное состояние, титул, земли, влияние, место при дворе, внимание Правящих особ… Вы один из немногих, и так вот… Зачем Вы затеяли это дело? Знали же, что против Престола идёте — соль же Императорским приказом продаётся! У Вас самих этой соли — торгуй сколько хочешь! Вам же Рычков такие идеи давал…
— Да что там, его идеи… Так, гроши…
— Гроши… Знали же, что игры с жизнями подданных Правящие особы не прощают! Ведь в Манифесте по делу князя Репнина прямо было сказано, что «бывший Воронежский губернатор наказывается нами не токмо за дела воровские, которые затеял сей проштрафившийся сановник наш во вверенной его заботе губернии, а за небрежение обязанностями своими, этим воровством вызванное»! — по памяти процитировал поручик, — Неужто прошло мимо Вас дело это? Князя же за подобное тому, что Вы учинили, на каторгу отправили!
В Манифесте подробно разъяснялось, что не за одно казнокрадство, а за разворовывание хлебных запасов, так что и местные крестьяне и переселенцы тяжко голодали! За то, что средства на строительство дорог, устройство городов, портов и ярмарок должны были пойти, все, без остатка, в свой карман забрал! За посулы[128]
, что он с гостей торговых и крестьян требовал! За развал дел в губернии его осудили! И открыто об этом сказано было. Специально так подробно. Главное — дело делать и разумно. А Вы, прямо как Репнин — тот голодом людишек морил, ибо все запасы разворовал разом, а Вы с родичами решили наместничество и четыре губернии без соли оставить. И думали, что никто этого не заметит, да? Зачем всё это?— Не знаю сам уже, господин поручик. Quod licet Iovi, non licet bovi[129]
! Так думал… Репнин-то из Польши после Конфедерации отозван был — недовольна им Императрица была, а мы-то Строгановы!— Так что же, кузен Ваш, Александр Сергеевич, лишён был имущества и чинов, послушником в Пекинскую миссию отправлен, а Строгановых это не касалось? — удивился Зыков.
— Так он и за почти родственницу Императорской фамилии — Анну Михайловну Воронцову, наказан был, и за заговор графа Панина! Мы-то здесь при чём?
— Вот оно, как Вы всё это дело видите! Похоже, что даже если над Вами небеса разверзнутся, то Вы всё равно ничего не поймёте! — горько засмеялся Иван и снова начал писать. Барон меж тем, помолчав несколько минут, продолжил свои откровения.
— Да понял я всё, понял… Глупость какая! Что-то думалось — всегда же так делали, Варька всё говорила, что крестьяне нынче, как зайцы по осени жирны, и надо их поприжать… И вот не хотелось признать, что времена изменились. Всё оправдания искал себе, всё думал, что я-то не братец Саша, не князь Репнин…
— Что же Вы Варваре Александровне так доверяли? Вы же человек сановный, а женскому уму послушны…
— Баба она злая! Ум у неё купеческий, мужской! Недаром муж её от неё сбежал — дважды ему повезло: и от злой бабы ушёл и от нашей глупости!
— Ну, да, ушёл. И честно признался, что о затее знал, но доносить на жену посчитал невозможным. А Вы вот так не смогли…