Бедный Павел. Часть 2

Единственное, что она смогла сделать, так это пристроить на хлебные места нескольких своих слуг, да получить обещание обучения её единственного сына Павла в корпусе по его выбору по достижению необходимого возраста. Так вот, повар-француз, которого Дашкова привезла с собой в Россию, оказалось, неоднократно готовил блюда лично для Прасковьи Фёдоровны и подавал их в частной обстановке. Этот же повар готовил свои кушанья и в доме Екатерины Романовны, коя с завидной регулярностью встречалась с сэром Робертом Ганнингом, официально по вопросам заботы о своём сыне, что обучался в Эдинбурге.

Повар уже месяц как сломал себе ногу, поскользнувшись на льду, и пребывал в одной из городских больниц под присмотром врачей. Видимо, после этого казуса моя супруга нашла новый канал переписки в лице моего же секретаря.

Передача писем в Англию, видимо, осуществлялась посредством нескольких английских торговцев, которые почему-то повадились плавать в Ригу зимой, не опасаясь замерзания Рижского залива, что бывало неоднократно. Они прикатывались с обозами в Петербург где, конечно же, встречались с посланником. Торговля их была вполне успешной, но риски подобного плавания были слишком велики. Эти купцы могли быть курьерами английского двора, и такие предположение следовало проверить.

Наблюдение за британским посольством пришлось усилить, а ближайший обоз из Риги был ограблен лесными татями — что же, риск зимней торговли! Тело купца так и не нашли, точнее, его не нашли официально, и это неудивительно — волки нынешней зимой свирепствовали и погрызли многих. А на деле сей коммерсант действительно оказался курьером, при нём нашли секретные письма, да и сообщил моим следователям он многое.

В общем, заговор мы взяли под плотный контроль. События неслись галопом. Прасковья жаловалась Ганнингу, что ей не удаётся найти себе твёрдых сторонников, а обстановка во дворце препятствует этому. Уже в конце февраля 1776 Ганнинг отправил ей успокаивающий ответ, что Англия готова ей помочь в этом.

После такого события, в течение трёх дней Тайная экспедиция получила несколько сотен писем о принуждении к участию в заговоре от членов масонских лож, а сам главный масон России, старый друг и соратник мамы, Иван Перфильевич Елагин, тайно прибыл в Петергоф, где и излил душу Императрице. Англичане, очевидно, были уверены в своём контроле над масонским обществом в России. Тщательно культивируемое ими движение, которое считалось неким признаком цивилизации, пустило глубокие корни в нашем государстве. Пусть многие его члены оказались удалены из столицы после Панинского заговора, но большинство не пострадало, и на сей момент франкмасонами были почти все образованные люди России.

Мы не препятствовали функционированию лож, считая, и, как оказалось, справедливо, что это просто некое модное увлечение, и на лояльность наших подданных мы можем рассчитывать. Конечно, за деятельностью обществ был надзор, и теперь Захара не было проблем с вычислением нелояльных. Таких было не очень много, но они были. Что же, тянуть дальше было бы опасно и глупо, был отдан приказ на устранение заговора.

Начали мы с Безбородко. Я долго думал над причинами и глубиной его измены и пришёл к выводу, что Прасковья элементарно использует влюблённого юношу. Мне надо было проверить результаты своих размышлений. Так что, я просто ознакомил его с письмом Прасковьи, который на его глазах извлёк из запечатанного конверта, что он прямо перед этим вложил в пакет и передал курьеру.

Если в начале беседы, он героически отстаивал невиновность моей супруги, ведя себя подобно рыцарю из романов, то после этого всё поменялось. Лицо Александра исказилось, когда он осознал, во что оказался вовлечён. Дополнительной неожиданной для Безбородко деталью была фраза Прасковьи о необходимости устранить его. Влюблённому сложно принять, что предмет его воздыханий именует его «бесполезным уродцем».

— Она ведь говорила, что любит меня! Что мы будем вместе! Что вскоре она получит больше свободы и тогда…

— То есть, дорого́й Александр Андреевич, Вы были готовы на адюльтер по отношению ко мне — Вашему императору и как я наделся другу?

— Она не любила Вас!

— А Вас? — здесь он просто заплакал. Он рыдал как ребёнок, узнавший, что Деда Мороза не бывает. Вся его жизнь, все надежды и чаянья утекали в дыру, которую он же сам проделал своим безумием страсти. Бессмысленной страсти.

— Она говорила, что это письма её матери и сёстрам, которые Вы ей запрещаете отправлять! — Безбородко оправдывался из последних сил.

— Это похоже на меня? — я говорил с ним ласково, с отцовской усмешкой.

— Нет! Но…

— Саша, Вы же всё понимаете, что же сопротивляетесь правде?

— Я не верю…

— Не верите или не хотите верить?

— Не хочу! — голос его звучал глухо. Он сидел передо мной, уничтоженный собственной глупостью, обманутый любовью.