Бедный Павел. Часть 2

— Так сделайте над собой усилие! Рассказывайте! Рассказывайте, как стали изменником. — и он начал говорить. Всё было так, как я думал. Прасковья воспользовалась наивным юношей, который мечтал о любви. Нашёптывала ему на ухо разные сказки, и он делал всё, что она просила, надеясь, скоро получить её. А она решила просто убить его, чтобы не объяснять ему, почему этого не будет…

— Я не виню Вас, Александр Андреевич! Вас использовали… Но так ли это важно сейчас? Я не могу Вам доверять больше. Вы слабы, и Ваши слабости могут использоваться врагами — и моими, и Вашими… Вам надлежит привести свои страсти в порядок, научится ими управлять. А до сих пор Вы неспособны занимать важные посты. Я не хочу Вас обманывать — Вы один из самых талантливых моих подданных и могли бы вырасти в даже более значимую фигуру, чем сейчас. Но после этого… Идите, напишите всё, что знаете. Пока Вы будете находиться во дворце под негласным арестом. Вы не будете ни с кем общаться, а я пока решу, что с Вами дальше делать. — он подавленно кивнул и вышел. Его встретил Захар и повёл к себе на допрос.

С Прасковьей было всё сложнее. Она отбивалась, визжала, не в силах признать своё поражение. Обвиняла меня, что я хочу её убить, унизить. Картина была пренеприятная. Только масса фактов, которые были против неё, заставила мою супругу сдаться и признать всё. Правда, как оказалось, у неё был козырь в рукаве — она сообщила о своей беременности, потом зарыдала. Это меняло многое. Сослать непраздную жену в монастырь или, тем более, на плаху для меня было положительно невозможно. Да и понимал я, что какие-то чувства я к ней испытывал. Венчаны мы с ней перед Богом. Больно это всё сложно…

За всей этой картиной из соседней комнаты тайно наблюдали мама и Финк фон Финкельштейн. Прусский посол мне был нужен, чтобы легитимизировать все мои дальнейшие действия в глазах Фридриха Великого, который после назревающей ссоры с Англией должен был остаться моим союзником против амбиций Священной Римской империи, поддерживаемой Францией. Мне было необходимо дать понять старому Фрицу, что он подсунул мне паршивый товар, которым воспользовалась, причём совершенно бессмысленно, Англия, и не моя вина́ в возможном разводе как с супругой, так и с нашим общим партнёром.

После этого я попросил маму принять Прасковью в Петергофе и позаботиться о ней, пока она носит в себе моё дитя. С её дальнейшей судьбой мы разберёмся после родов. Конечно, при других обстоятельствах, я бы не стал затевать скандал с Англией, но здесь уж шила в мешке не утаить, да и не пойти сейчас на принцип означало убедить англичан в их вседозволенности.

Я не хотел повторить судьбу того, прошлого, Павла Петровича, убитого табакеркой в висок. А убили-то его, а точнее — меня, в результате заговора ближних людей во главе с собственным сыном, будущим Александром I. И за всеми этими событиями стояли англичане. Жалко, что я не помню имён и обстоятельств этого заговора, но и того, что помню, вполне достаточно — в общем, особо тёплых чувств к англичанам я не испытывал.

Сэр Роберт Ганнинг не ждал нашего визита. Всё было обставлено без шума, войска привлекать не стали, все сделали специалисты Тайной экспедиции. Посланник, одетый в халат, был искренне шокирован — он слишком был уверен в своих способностях интригана и не ожидал, что всё вскроется ещё до завершения подготовки переворота. Ганнинг не мог понять суть происходящего и безвольно сидел в кресле, ожидая завершения обыска.

Большинство тайников были нам известны заранее, но нашли ещё и несколько новых — улов был знатный. Такой коллекции неофициальных писем английских вельмож я даже не ожидал увидеть. Там было достаточно материалов, чтобы опозорить не только одного короля или премьер-министра — всю Англию. Показать их ненависть даже к своим друзьям, презрение к окружающим. А их беспечность переходила все мыслимые пределы — писать такое открытым текстом! Почему эти письма сохранял Ганнинг понятно — они могли ему пригодиться.

В комплекте с депешами, которые мы изъяли у Прасковьи и Дашковой, они давали полную картину заговора. Нас с мамой англичане просто решили убить для большего контроля российской политики. Таким образом, британцы хотели также резко усилить свою власть и над Пруссией — у Фридриха не оставалось бы больше никаких вариантов, кроме как, полностью следовать в кильватере[111] воли Англии.

Письма Георга III и премьер-министра Норта могли потрясти всю Европу. Как же монарх и главный министр одной из важнейших стран мира захотели убить своего союзника и одного из популярнейших европейских лидеров. Позор для них был бы огромным — противники политики Георга могли как минимум добиться отставки правительства лорда Норта, между прочим, сводного брата короля[112]. Англии стало бы значительно сложнее оперировать на континенте, а главное — помешало бы торговле.