Бедный Павел (СИ)

Его обогнал высокого роста гренадер, размахивающим ружьём с разбитым вдребезги прикладом. Один из турок обернулся на новых врагов и, вытянув руку, зацепил гренадера саблей — тот упал, молча. Но, в этот самый момент Алексей, в каком-то нереальном прыжке попал по вытянутой руке врага своим клинком. Турок посмотрел на обрубок своей руки, дико завопил и свалился с лошади. Человек в чёрном, в свою очередь, очень ловко крутился на месте, отбиваясь от последнего врага, который, увидев, что сзади к нему приближается ещё один враг, бежал.

Невысокий русский сорвал с шеи зелёный почему-то шарф и начал зажимать рану на груди гренадера, выкрикивая что-то нецензурное.

— Господи! Это же сам Наследник! — Алексей бросился к нему. Опережая его, откуда-то выскочил казак с безумными глазами и криком:

— Живой? Павел!

— Гришка, помоги!

* * *

Победа была славнейшей, турецкой армии больше не было. Командующий турками сераскир Эмир-Махмет и, прибывший к армии, Великий Визирь Силахдар Мехмед-паша были пленены, но у нас осталось на ногах только около двух тысяч человек. Меня дважды ранили, и если порез на лице быстро поджил, то нога, которую зацепили ятаганом, заживала долго. Вейсман получил пулю в плечо, Гришка заработал контузию. Даже Суворова и того ранили в руку. Почти все в армии были ранены, хорошо хоть, что Ивана я оставил в Яссах.

Румянцев, когда получил послание Вейсмана, сначала сильно ругался и пытался остановить наш поход, но, поняв, что из этого уже ничего не выйдет, тоже перешёл в наступление. И после всего этого в Турции, наконец, полыхнуло. Вложения Алексея Орлова дали результат — восстали славяне, греки, албанцы, даже в Египте и Алжире начались волнения. Трон султана ощутимо зашатался.

Глава 11

Румянцев ругался. Конечно, его можно было заслушаться, но он входил в раж, багровел лицом и, учитывая богатырские размеры фельдмаршала, я начал волноваться, как бы того удар ни хватил.

— Пётр Александрович! Ну, ведь повинную голову меч не сечёт! Победителя не судят! Все мы не без греха! Не судите и не судимы будете! — у меня закончился набор соответствующих поговорок, я прервался. Румянцев тоже — он смотрел на меня недоумённо, повисла пауза. А потом мы начали хохотать, сначала только я и Румянцев, а потом к нам присоединился и Вейсман. Мы хохотали и не могли остановиться.

— Ох, ты, Павел Петрович! Ты себя в зеркало-то видел? Господи, ведь истинный скоморох! — заливался Румянцев.

— А ты, Пётр Александрович! Ведь красный как рак! — в ответ припадочно хихикал я.

Так бы мы, наверное, и померли от смеха, но в шатёр ворвалась охрана, которая не поняла, что происходит и решила прореагировать.

Мы действительно смешно выглядели. Все перевязанные, лица перекошенные, всё ещё в рваной форме или, вообще, в турецкой одежде. Склады мы здесь захватили большие, трофеев море, но вот нашей формы-то нету. К тому же я начал отращивать бороду. Формально, чтобы прикрыть шрам от пореза, а на самом деле — Мария привыкла к бородатым людям, да и моё курносое лицо значительно лучше смотрелось с бородой, а европейская мода — переживёт. А так как я был очень молод, то борода росла пока очень плохо.

— Ох, молодцы перевязанные! Вот что бы я делал, коли бы ты, Отто Иванович, армию бы положил? Или ты бы, Павел Петрович, головушку бы буйную сложил, али бы, вообще, в плен турку попал? Меня бы Государыня-Императрица казнили бы!

— Не казнила бы, Пётр Александрович. Я ей отписался перед вступлением армии — вся вина на мне. Принудил я, дескать, генерала Вейсмана, а тебя обманул подло. Mea culpa! После такого казнить тебя или Отто Ивановича у неё бы рука не поднялась.

— Экий ты человек, Павел Петрович! — задумчиво протянул Румянцев, пристально глядя на меня. Вейсман тоже уставился на меня, будто в первый раз увидел.

— Давайте, господа, лучше обсудим дела текущие и будущие планы, а про то, что было… Кто старое помянет, тому глаз вон! — опять блеснул я знанием русских пословиц. Румянцев опять захохотал, а Вейсман смущённо крякнул.

— Позвольте, Пётр Александрович, я Вас сначала порадую? — начал я, хитро улыбаясь.

— Порадуете меня старика? А чем же Вы ещё можете порадовать, коли война-то почти выиграна?

— Выиграна она будет, Пётр Александрович, только тогда, когда мир подпишем.

— Тоже правильно.

— Так вот, так получилось, что у нас в плену Великий Визирь оказался…

— Знаю, наслышан. Реляции читать умею! — заворчал фельдмаршал, решивший, что я ему пыль в глаза пускаю.

— Так вот, драгоценный Пётр Александрович! Не один Визирь нам попался, а ещё, и это Вы в реляциях прочесть не могли, ибо своей волей определил я это важной тайной, в документах пока не отражаемой, большая казна турецкая!

— Что-о-о? — Румянцев опять побагровел, но Вейсман, уже понявший эту слабость фельдмаршала, сунул ему в руку кубок с вином, к которому Румянцев жадно приник. — Сколько там?