Бедный Павел

К сожалению, Ломоносова дома не было. Вдова фон Гольтей была дома и была весьма напугана происходящим. Родственники мужа оказались в числе мятежников и уехали в город, причём заблаговременно вывезя свои семьи. Женщина осталась в большом доме одна. До корпуса было бы слишком далеко добираться, к тому же темнело, а беспорядки всё-таки начинались — солдаты были уже пьяны, и, видимо, скоро их посетит замечательная идея грабить горожан. В общем, Лобов поспешил забрать возлюбленную отца к себе, убедив её взять с собой только самое необходимое, и вернуться домой. Слишком всё непонятно пока.

Вечером началась стрельба, Алексей Лобов серьёзно опасался попасть между молотом и наковальней. Он не верил, что Наследник может начать бунт против матери. Верный сын, что всегда говорил о ней исключительно с уважением и любовью, но вот манифест, который распространял сам Панин — учитель Павла Петровича… Лучше уж дождаться определённости.

Ночью пришлось использовать пистолеты и шпаги. Шайка пьяных солдат и штатских ворвалась в соседний дом, принадлежащий богатому купцу Мальцову. Лобовы услышали истошные женские крики, раздающиеся со стороны соседей, и решили вмешаться. Алексей выглянул на улицу и был поражён до глубины души — город был освещён, но освещён пожарами. Многие дома горели, по улицам носились полуодетые люди, а вот в соседнем доме в окнах мелькал свет фонарей, и раздавались крики и грохот.

Схватив пистолеты и шпагу, в одном расстёгнутом мундире Лобов-младший кинулся на мороз и с удивлением обнаружил, что за ним бежит отец, в накинутом халате, но тоже с пистолетом и шпагой в руке.

— Папа, ты зачем?

— Молчи! Чай я не дворянин! — сын не нашёл что возразить, и двое мужчин с суровыми лицами и обнажёнными шпагами ворвались к соседям. Первым, что увидел Алексей, был пьяный в порванном мундире солдат, деловито тащащий со склада на первом этаже целую кипу тканей.

— Мерзавец! Ты что творишь? — зарычал офицер. Удивление от такого непотребного поведения солдата просто взбесило его, и как он не ткнул негодяя клинком, Лобов и сам не понял. Солдатик тоже впал в ступор, увидев офицера со шпагой.

— Ваше… Ваше высокоблагородие!

— Что ты тут делаешь, олух!

— Я, мы…

— Где офицеры, почему не в казарме?!

— Не знаю, Ваше высокоблагородие! Со вчерашнего дня никого нету! Вина́ бочку в казарму закатили… Я и…

— Кто в доме ещё?

— Там Матвей, капрал наш, и ещё двое, что нас водкой угощали, а я…

— Так! Сукно положи, сам к дверям! Никого не впускать — не выпускать! Сбежишь, из-под земли достану! Понял меня! — то испуганно закивал, трезвея и понимая, что путей отхода у него немного — либо выполнять команды неизвестного офицера, либо уже окончательно в тати[116] подаваться.

Лобовы начали подниматься по лестнице наверх в жилые комнаты, где женский визг уже переходил в рыдание. В первой же комнате Алексей увидел тёмную фигуру в грязном зипуне, насилующую какую-то женщину в нижней рубахе — не задумываясь, он рубанул человека шпагой, порезав тому хребет — утробный стон насильника был ему ответом. Кивнув отцу на женщину, Лобов-младший бросился во вторую комнату, и там увидел, как этот капрал вместе с мужиком в татарском колпаке жжёт раскалённой кочергой живот полуголого мужчины с огромной бородой.

— Ах! Вы что же творите, подлецы! — с этим криком, Алексей выстрелил из пистолета в мужика. Попал тому в плечо, но тать не упал, а с рычанием, выхватив здоровенный нож, повернулся к нему. Лобов-младший выстрелил в него из второго пистолета, который пришлось бесконечно долго вытаскивать из-за пояса. В голове была полная ясность и спокойствие, которые всегда приходили ему в бою, все движения были чётки и продуманы. Да, пистолет вытягивался долго, но он вполне успел выстрелить в обезумевшее сивобородое лицо с оскаленными гнилыми зубами.

Капрал тем временем бросил пытать купца и бросился с раскалённой кочергой на Алексея, второй рукой вытягивая из-за кушака тесак. Пистолеты были разряжены, молодой офицер потянул шпагу, которую засунул в ножны, чтобы освободить руки для стрельбы. И здесь из-за спины грянул выстрел. Пуля врезалась прямо в грудь капралу, и того даже развернуло, и он упал ничком посередине комнаты.

Алексей обернулся и увидел отца с дымящимся пистолетом. Лицо того было спокойно и бледно, напоминая икону. Поймав взгляд сына, Лобов-старший улыбнулся и сказал:

— Не помешал, сынок?

— Спасибо, батюшка! — Алексей рефлекторно ткнул шпагой, которую уже успел извлечь, противников, и наклонился над стонущим сквозь зубы купцом. — Елизар? Ты как?

— Как Авдотья моя? — спросил купец, не отвечая на вопрос. Алексей обернулся к отцу.

— Жива! Вроде целая…

— Ох! Экий я болван! Вот почто я напился так вчера?! Всё же проспал! Всё! — скулил бородач, потихоньку вставая с пола и пытаясь натянуть на себя одежду.

— Погоди, дурень! Ты же обожжён сильно! Куда ты одежду на ожоги тянешь! Помрёшь! Чистое исподнее у тебя где? — Алексей по привычке начал заботиться о раненом.