Бедный Павел

В общей сложности из гарнизона набрали около пятисот человек. До вечера выставили их на патрули, а сами решили ударить уже по гвардии. Далеко не все примкнули к мятежу, хорошо понимая его суть, да и моё появление в Зимнем вызвало дополнительный разлад в среде бунтовщиков. К тому же основным средством убеждения солдат у подстрекателей традиционно был алкоголь, что совсем не способствует дисциплине. В городе был хаос.

Войск на наведения порядка в городе, охваченном смутой, категорически не хватало — среди уличных татей было много вооружённых. Части Вейсмана наносили удары по центрам сопротивления, которыми были казармы мятежных полков и дома участников.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

В казарме стоял густой табачный дым, Иван курить не любил, глаза пощипывало, но бутылка венгерского заставляла забыть о неудобстве. Капрал Иван Никитин прибыл недавно — был направлен в Архипелаг в команде графа Чесменского, но тяжело заболел, был оставлен в Лиссабоне, откуда и вернулся в свой Преображенский полк. А здесь такое… Только пить побольше и оставалось. Снова переворот, а Ивану так это не нравилось…

Прапорщик Евстафьев валялся под ногами сидящих на полатях солдат и уже не подавал признаков жизни. Он попробовал было вступить против мятежа, но тогда подпоручик Афанасьев просто шпагой его в спину ткнул. Евстафьев сразу не умер и в первый день иногда скулил, но теперь, похоже, всё-таки отошёл. А оставшиеся офицеры запретили ему помогать.

Хорошо хоть, что их рота сейчас в казарме осталась, а не в город пошла. Вот как пошли тогда на Зимний — все пять рот Преображенского полка, что были в казармах, выступили разом — и под сотню человек там и оставили.

Кто же знал, что та рота, которая стояла в тот день в охране Зимнего дворца, была разоружена и наступавших гвардейцев встретят огнём, да ещё и пушечным… С тех пор и началось безобразие, солдаты и офицеры пили, многие ушли в город на грабежи. А уж когда прошёл слух, что наследник с генералом Вейсманом уже в городе и полностью поддерживает мать, вообще какой-то ужас начался. Вот две роты куда-то ушли без офицеров ещё утром и пока не вернулись. Так что Никитин пил вино и старался не думать о дальнейшем, пусть вон командиры думают.

Афанасьев сейчас уверял солдат, что дело их правое, Наследник на самом деле вот-вот придёт их поддержать, а к его приезду в город, надо завершить дело, взять чудовище на троне и будут деньги, вино, бабы. Он говорил много и громко, голос его иногда срывался на визг и от этого голова Ивана гудела.

— Вот бы заткнулся скнипа[118]! — тихо проговорил Петька Ивашин, сидевший рядом с ним и тоже молча пивший вино.

— Эх, грех это, человек умирает, а мы ему даже не поможем…

— Так может, он умер уже!

— Тем более, убрать его! Похоронить надо же!

— Ты же слышал, нельзя его трогать, пока не завоняет!

— Так ведь православный он, что ж так?

— Мы гвардейцы, жалости к врагу иметь не должны!

— Нечто он враг? Ведь служили вместе…

— Эх, история… — дружки переглянулись и снова синхронно приложились к бутылкам.

Внезапно дверь в казарму с грохотом распахнулась. Удар по ней снаружи был такой силы, что дверь сорвалась с петель и вылетела внутрь, прикрыв собой лежащего прапорщика.

В открывшийся проём ворвались солдаты с фузеями, ощетинившимися штыками, в руках. Они встали полукругом, сразу за ними вошла небольшая группа офицеров и генерал в парадном мундире, украшенном орденами и лентами.

— Что бездельники — Отчизну пропиваете! Мы, там кровь проливали, Турцию громили, а вы тут матушку-царицу и государя-наследника предаёте? — среди преображенцев поднялся гомон, солдаты начали хвататься за оружие, разбросанное по казарме, и тогда генерал отодвинулся в сторону, а в помещение на руках вкатили две полевые пушки. Артиллерист, скаля зубы, помахивал пальником. Стало тихо. Иван непонимающе посмотрел на дружка — тот ничего не смог ему ответить.

— Да кто же вы такие? — всхлипнул капрал.

— Генерал-аншеф Вейсман! — сузив глаза, рявкнул офицер рядом с генералом.

— Сам Вейсман? — у Ивана диким ужасом перекосило лицо, — Так он же ближний Наследника!

— Что ты врёшь, падаль! — закричал на него Афанасьев, — Никита Иванович Панин ближайший друг Наследника, и он нас ведёт! Ложь это!

— Какая же ложь? — из задних рядов преображенцев вышел полностью одетый и даже, похоже, трезвый сержант, — Как есть Отто Иванович, генерал-аншеф!

— Смолянин, ты? — офицер, что назвал имя генерала, выступил вперёд.

— Я, господин капитан! Вернулся по ранению в полк, и вот такая оказия…

— Еремеич, это точно сам Вейсман? — Иван тоже вступил вперёд, непонимающе огладываясь вокруг.

— Точно, Ваня — он самый. Уж я-то его знаю… — капрал Смолянин по ранению вернулся в полк из действующей армии, где воевал там в том числе и под началом самого́ Вейсмана.

Офицер же что-то зашептал на ухо генералу.