Бедный Павел

Вот странный же тип мне попался. Он, конечно, хочет как лучше, старается, но выходит какой-то кошмар: обучение чтению, письму и счету с помощью солдатиков, подсадные соученики — типа неграмотные издание газеты для меня лично. И притом ещё и «сапог» он, как папа мой в прошлой жизни таких персонажей называл. Иначе военный штафирка, который кроме устава ничего и не знает.

Мне его, конечно, жалко было, но раздражал меня этот дядька — сил нет. Я же внутри взрослый уже человек, а он со мной как с младенцем. Нет, всё было бы, наверное, правильным, если бы на моем месте был бы истинный Павел, но мне реальному хотелось учиться быстрее, легализовать свои знания и получать новые, набирать авторитет и опыт в этом мире, развиваться, а он мне, по сути, мешал. Но тетушка Елизавета, как я её стал называть, менять моего воспитателя категорически не хотела, не слушая ни меня, ни Разумовского, так что пришлось мне смириться с ним, попробовать хоть как-то ускорить свое обучение. Терпеть и терпеть — стараться получить как можно больше от него.

С приходом Бехтеева решили удалить моих нянек, мол, пора учить царевича без женского коллектива вокруг. Кого куда распихать: кого помоложе — в другие семьи, а кого постарше — в монастыри на призрение. Тут я пошел просить за свою старую нянюшку Марфу — монастырь бы она не пережила. Приказ тети был тверд, никто против её слова идти не хотел, пришлось к ней идти.

Странно было, я её прошу о старушке, говорю как ей тяжело в монастыре будет, что жалко её, что хорошая она, а императрица только смотрит на меня таким долгим-долгим взором и молчит… Так я тогда и не понял, что же она решила, но её действия сказали за себя сами — Марфу оставили при дворце. Мы с ней иногда гуляли по саду, и старушка долго рассказывала мне про своё детство, про папеньку, маменьку и братца Петеньку…

Тем временем в армии Фермор был отстранен от командования. Мало того, что он командовал армией не очень удачно, так ещё и провороваться умудрился. Его сменил Салтыков, который неожиданно у Кунерсдорфа наголову разгромил самого Фридриха. Король бежал с поля боя и впал в полное отчаянье. Но Елизавета болела всё больше и больше, интриги при дворе множились, а главным претендентом на престол оставался всё ещё, испытывающий к прусскому королю самые теплые чувства, Петр Федорович.

Боясь того, что, в случае внезапной смерти императрицы, победитель Пруссии окажется в числе первейших недругов нового государя, Салтыков начал вилять, перессорился с союзниками и отступил. После чего был заменен на Бутурлина, который повел себя ещё хитрее и от серьезных боевых действий вообще уклонялся.

У меня складывалось ощущение, что власть в государстве как бы зависла, все ждали смерти тётушки, все делали ставки, кто будет ей наследовать и в какие сроки это случится. Я же больше всего хотел, чтобы тётушка жила подольше и чтобы она успела отпраздновать победу в этой войне, которую она заслужила, которую наша армия фактически уже выиграла и её окончанию мешала только эта мышиная возня.

А Бехтеева внезапно отставили от обязанностей обучать меня. Я уже давно перестал ныть и просить о его замене, так что назначение Никиты Панина, скорее всего, было результатом интриг против клана Воронцовых, который неимоверно усилился и уже активно пытался просунуть одну из своих представительниц на место моей мамы. Панин, будучи креатурой Бестужева, был лютым врагом Воронцовых, и его назначение было попыткой уравновесить их влияние.

Вот тут я понял, как хорош был Бехтеев, ибо Панин был просто фантастический сноб. Видимо именно так он представлял себе образ аристократа, которому он хотел соответствовать. Простых людей он за людей не считал вообще. Все, что ему не нравилось, он просто пропускал мимо ушей. Кошмар, а не человек. С такими работать я никогда не любил, а приходится. Хотя и на него нашелся ключик. Он был очень тщеславен и чрезвычайно самоуверен.

В общем, учиться мне стало сложнее, и я начал лить в уши всем, начиная с самого Панина и тетушки Елизаветы, а так же всем ее приближенным, что хочу заниматься серьезно и прошу подобрать мне преподавателя с высоким знанием науки. Но эффекта от этого не наблюдалось, пока случайно осенью не случился фейерверк, повещенный взятию Берлина нашими войсками. Фейерверк был неплохой, хотя, конечно, не чета тем, что я видел в старом мире…

Настроение у Михаила Ломоносова было безнадежно испорчено. Он в последние годы вообще редко пребывал в оптимистическом расположении духа, а тут просто… Просто хотелось пойти в кабак, напиться до положения риз и набить морду первому попавшемуся немчуре! И он только и думал о том, как он после этого чертового фейерверка это сделает.