Хэм наблюдал, как уже двадцатая пара гостей заходила в дверь. У мужчин из-под дорогих пальто верблюжьей шерсти виднелись строгие костюмные брюки. Дамы кутались в меха, наброшенные поверх вечерних платьев. В их ушах мерцали капельками драгоценные камни, все больше рубины и бриллианты. Публика была оживлена, а в глазах посетителей Хэм заметил одинаково голодный, предвкушающий блеск. Все это жутко ему не нравилось.
Каждый раз, как дверь открывалась, до него доносился слабый, почти перекрытый ароматами соусов и специй, запах Даши. Но оборотень все не решался войти.
Наконец поток гостей иссяк. Что делать дальше, Хэм не знал. Но тут сквозь распахнутую форточку на лестнице второго этажа вырвалось облачко теплого воздуха, остро и знакомо пахнувшего любимой.
Хэм с одного удара вышиб входную дверь и смел охранника.
На чужом пиру
– Давайте заглянем глубоко внутрь себя, друзья, и спросим: "О чем мы больше всего жалеем? Что бы мы хотели вернуть, несмотря ни на какие трудности?" – Владис обвел взглядом гостей, сидевших за длинным столом. Он не торопился продолжать. Он вглядывался в нетерпеливые лица, ловил умоляющие взгляды, скользил глазами по столу с блестевшими в ярком электрическом свете приборами, по поварам, недвижно стоявшим у своих жаровен, по их ножам и лопаткам, и, наконец, по сервировочному столу необыкновенно больших размеров, где среди искусно вырезанных ананасов, яблок и гранатов лежала обнаженная недвижная девушка. – "Чего мы жаждем, что ставим превыше всего?" И если мы будем честны с собой, друзья мои, а с кем же еще стоит быть честным, как ни с собой, мы ответим: молодость. Но жалеем ли мы только о том, что теряем крепость мышц и упругость кожи? О нет! Тем более, что многим из вас, как и мне, не знакомо увядание. Прежде всего, мы грустим о пропавшей свежести восприятия, об утраченной яркости чувств, о том взрыве эмоций, который нам уже не пережить никогда…
По залу пронесся вздох.
– Но я собрал вас здесь не для того, чтобы грустить об ушедшем. В моих силах вернуть потерянное и дать вам вновь вкусить всю силу переживаний, присущую молодости. Юная девушка, в пору первой любви, полная еще не осуществленных желаний… Кровь ее насыщена божественным чувством, и даже маленький кусочек этой плоти способен возродить утраченные…
Тут красноречивый Владис был прерван самым грубым образом. В зал вломился Хэм, которого тщетно пытались остановить начальник охраны и еще один дюжий парень. На помощь им бросились повара, ловко вращая ножами, но оборотня было не сдержать: несколькими точными ударами он уложил всех четверых и тяжело дыша кинулся к Даше. Та продолжала лежать недвижно, скованная гипнозом.
Владис, надо сказать, не ожидал, что Хэм окажется так силен. И если в первоначальные планы его входило захватить также и оборотня, и устроить своим гостям очередной изысканный ужин, сейчас он передумал. Владелец клубов зарычал, обнажив далеко выдвинувшиеся вперед клыки , одним прыжком перемахнул весь длинный стол и схватил Хэма когтистой рукой за горло. Оборотень ответил мощным ударом под ребра, высвободился и отскочил в сторону. Гости наблюдали за схваткой так отстраненно, словно это было еще одной забавой, предложенной им затейником-хозяином. Пару минут казалось, что наш герой вот-вот победит, но вдруг он задрожал и покачнулся.
– Полнолуние истекло! – победно вскричал Владис и занес свою страшную лапу над запутавшимся в одежде беспомощным псом.
– Сынок, ты бы не трогал собачку, – раздался тихий старческий голос.
Совершеннолетие
– А вы, щучьи потрохи, прекратите слюной на мою внучку капать! – грозные и неумолимые, в зал вступили Кондратьевна и Марья Михайловна.
Владис одним широким ударом располосовал бок Хэма и прорычал:
– Шли бы вы домой, бабушки, пока я вам глотки не вырвал!
– А вот этого не хочешь? – заявила Марья Михайловна и показала вампиру самую настоящую фигу. Но как удивились бы все, знавшие добрую и стыдливую Кондратьевну, если бы увидели, что старушка не покраснела при виде неприличного жеста, а, совсем наоборот, сложила свою сухонькую ручку и сунула под нос утонченному владельцу клубов для непростой публики еще один кукиш.
И в тот же миг между этими двумя старческими кулаками развернулась и заискрилась белая ослепительная молния. Волна света, яркого, как солнце в июньский полдень, накрыла зал, и в полной тишине послышался странный шелест – это осыпались серым пеплом на наборный паркет господин Владис и многие из его гостей-гурманов. А те, – и их тоже было немало -кто были людьми,взвыли в ужасе и бросились к дверям, путаясь в спадающих манто и скатертях.
Но старухи не обратили на происшедшее никакого внимания. Марья Михайловна тотчас кинулась тормошить Дашу, которая, освобожденная от магического воздействия, недоуменно рассматривала зал, а Кондратьевна склонилась над раненым псом.
– Ишь ты, болезный, – проговорила она, словно поглаживая рукой воздух над кровоточащим боком.