Беды с любовью

— Я понимаю, — сказала она тихим голосом. — Я понимаю. Но я думала, что ты вернёшься. Я была так уверена в этом. Именно поэтому я встала на следующее утро и позволила Дейзи положить огурцы на мои глаза, чтобы уменьшить отёчность, а визажисту нанести толстый слой тонального крема, чтобы замаскировать мой красный нос и покрытые пятнами щёки. Я думала, что ты вернёшься, — её голос дрогнул.

— Эмма. — Он протянул руку, но она отступила назад.

— Я ждала ещё час после того, как церемония должна была закончиться. Я ждала даже после того, как все гости ушли. Я ждала, пока Дейзи не завернула меня в огромное флисовое одеяло и буквально затащила в папину машину.

— Я не знал, — прошептал он.

Её смех был тихим. — Что именно было непонятно? Рыдающие голосовые сообщения? Десятки безумных текстовых сообщений?

Глаза Кэссиди закрылись. — Ты звонила мне.

— Раз сто, наверное. — Она обхватила себя руками, погрузившись в свой собственный мир горестных воспоминаний. — Я умоляла, Кэссиди. Я не снимаю с тебя вины за то, что ты использовал меня, чтобы влезть в компанию моего отца, но я и сама не ухожу от ответственности. Я извинялась снова и снова, и я бы сделала это лично, но ты даже не дал мне такого шанса. Это не поступок влюблённого мужчины. — Она пожала плечами. — Поэтому я сделала то, что должна была сделать. Я разлюбила тебя.

Или, по крайней мере, попыталась.

Он сглотнул.

— И я не могу вернуться, — сказала она с небольшой улыбкой. — Больше я этого делать не буду. Если тебе не всё равно, отпусти меня. Пожалуйста. Позволь мне исцелиться.

Он смотрел на неё несколько мучительных секунд. Затем он двинулся к ней, грустно улыбнувшись, когда она вздрогнула. Его голова склонилась к её голове, губы мягко коснулись её щеки. Нежно.

— Это ещё не конец, Эмма.

Потом он ушёл.

Эмма сказала себе, что она рада. Это то, чего она хотела — быть одной было безопасно.

Но она не чувствовала себя в безопасности.

Она чувствовала себя одинокой. Болезненно, душераздирающе одинокой.

И тогда она сделала то, что должна была сделать давным-давно.

Она свернулась калачиком на кровати и заплакала.

Глава 28

Алекс осознал свою ошибку примерно в середине полёта из Ла-Гуардии в Форт-Лодердейл.

Для прозрения не было причины. Ни грандиозного жеста, ни момента, ни удара молнии. Не было резкого осознания того, что он был полным идиотом.

Было только глубокое, непоколебимое чувство, что что-то не так.

Что его жизнь сбилась с курса. И что единственный способ исправить ситуацию — это вернуть Эмму. И не только в свою постель, или в свою жизнь в периферийном смысле последних двух лет.

Он хотел, чтобы Эмма была его. И он хотел быть её.

Он любил её. Отчаянно.

Видимо, он всегда любил её.

Но это не вернёт её обратно. Ему нужно было… что-то.

Не жест, потому что это казалось глупым, но учитывая их прошлое, потребуется нечто большее, чем просто разговор. Возможно, он мог бы достучаться до тридцатиоднолетней Эммы, но он также имел дело с двадцатичетырёхлетней Эммой, которая часами ждала его в белом платье.

Блять.

Только когда дама на соседнем сиденье в самолёте бросила на него сердитый взгляд, он понял, что произнёс это вслух.

Алекс не стал извиняться. Его недовольство было вполне оправданным. Дама могла с этим смириться. Кроме того, у неё был свой роман, который она читала, где люди не сталкивались с подобной ерундой. А может, и сталкивались. Он никогда не читал таких романов.

Всё, что он знал, так это то, что ему нужен план.

Алекс провёл следующий час, пытаясь понять, как исправить ущерб за все семь лет.

К тому времени, как самолёт приземлился… у него не было идей.

Следующие четыре дня были странным сочетанием уклонений от ненавязчивых требований матери о внуках и позволения отцу выиграть в гольф, и всё это время он ел индейку, ещё индейку, а затем остатки индейки.

Он любил своих родителей. Конечно, любил. Но когда они высадили его в аэропорту в воскресенье днём с указаниями позвонить им, если он передумает насчёт Рождества, он был более чем готов вернуться в Нью-Йорк.

Вернуться к Эмме.

Его самолёт задержали. А потом задержали опять.

И когда он вернулся в свою квартиру в полночь того же вечера, там было холодно и одиноко.

Алекс бросил ключи на столик у двери, сбросил сумку с ноутбуком и чемодан, а затем, прежде чем осознал, что делает, прислонился к входной двери и сполз вниз, пока не сел, упершись локтями в колени, спиной к двери, осознавая, что за неделю он превратился из блаженного счастливого в чертовски несчастного.

Алекс ущипнул себя за переносицу и приказал себе подумать. Он был самым рациональным человеком из всех, кого он знал, за исключением Митчелла. Он мог разобраться в этом. Он может составить план действий, придумать красивую речь и…

К чёрту.

Он понятия не имел. Ни малейшего.

Поёрзав, он вытащил свой сотовый из заднего кармана и начал печатать сообщение в чат.