Одевшись, я спустился на первый этаж: там в коридоре было полно людей — в секциях оставаться боялись, так как в большие окна могли залететь осколки.
— Зону всю разъебашили!
— В трёшку попало!
— Пацаны! Выключайте телефоны! Они по скоплениям телефонов долбят! Братва курсанула!
Слышался грохот канонады. Все лихорадочно начали вытаскивать батарейки с телефонов. Я шел по коридору, всматриваясь в лица: своих где-то потерял. Страха не было никого, была растерянность: бежать, не бежать? Только духовно сильные личности способны действовать в одиночку, всем остальным нужно стадо или стая — поддержка нужна, а я не такой крутой. Не волк-одиночка, поэтому ищу кого-то.
Ага, вот Федя на свободной наре сидит.
— Падай, толстяк… Прикинь, у нас осколком стекла Таджика в ногу ранило: я ему начал перевязывать, он кровь увидел и сознания потерял. Ха-ха-ха!
Я сел рядом.
— Блять, а как он соседа рубил тогда топором?
— А его спросил тоже, ха-ха. Он говорит: «Цэ ж моя кровь». Ха-ха! А ты чего оделся так? Бежать собрался?
— Да хуй его знает: не с кем пока.
Канонада стихла, я облокотился на стену и закрыл глаза.
Вдруг пронесся слух, что в зону зашли какие-то солдаты, ходят по «стометровке» и расстреливают попадающихся на глаза зэков. Никто не знал, что это за солдаты, но основная версия: всё-таки укропы. Конечно, такая новость не дала мне спокойно сидеть на месте, и я вышел в «локалку». Темнота, тишина. Калитка открыта, какой-то шёпот. Я осторожно приближаюсь к выходу и вижу двух спокойно беседующих зэков. В одном из них узнаю Боксёра.
— Здорово. А где солдаты, что стреляли?
— Какие солдаты? Это первый зам с «хозяйкой» бухие: под ноги стреляли кто на первый отряд побежал.
— Так они ж сами сказали при обстреле туда бежать?
— Хуй их знает! Бухие. Орали, стреляли, зэков назад в «локалки» загоняли.
Я вернулся на барак.
— Федя! Есть план: пошли глянем, что там на «трёхэтажке» — солдат никаких нет. Это, блять, первый зам с «хозяйкой» были, — мне не сиделось спокойно.
— Я с вами, — говорит Угрюмый.
Мы выходим с «локалки», а весь лагерь словно вымер: нигде ни звука, полная темнота. Короткими перебежками передвигаемся под окнами бараков. Под ногами хрустят битые стёкла. Куда же были прилёты — всё, вроде, целое? Заходим в «локалку» трехэтажки и вначале не можем понять где мы: между отрядами исчез забор. Его просто нет. Само здание без единого окна: рамы выпали и валяются рядом. Картинка как из Чечни 95-го. Заходим в подъезд, там из-под лестницы кричат:
— Пацаны! — узнаю Индейца: вместе сидели на СИЗО. Они прячутся под бетонным лестничным проемом.
— О-па-па. Индеец, здорово! Что тут у вас?
— Та что… Пизда… Пацанёнка убило. Говорят, всего лагеря нет.
— Пиздят. У нас только стёкла побило.
— Нас тут под лестницей человек семь. Не успели в подвал забежать: «Град» ебанул! Пока тут сидим, остальные в подвале.
Сквозь вентиляционные окна заглянул в подвал: там был свет и много людей. Подбежал ДПНК Николаич с какими-то зэками и носилками.
— «Двухсотые», «трехсотые» есть ещё? — кричит он в подвал.
— … Короче, ему голову и руку оторвало. Вроде с 7-го отряда… Второй с 1-го: Дима-сварщик.
Забора нет, и мы пошли на 1-й, «козий» отряд. «Градина» упала в «локалку» трехэтажки: от взрыва снесло забор, большой осколок ракеты полетел дальше, и буквально срезал как бритвой крыльцо подъезда. Осколок поменьше залетел прямо в подъезд. Дима-сварщик после первых прилётов вышел собирать осколки. Когда взорвался «Град», он успел забежать вовнутрь, но осколок догнал его и там — карма. Голова разлетелась как арбуз. Тело уже унесли, но кровь и куски мозга стекали по стенам — такое увидеть можно только в фильме ужасов.
Начальство лагеря всё это время куда-то звонило, пытаясь прекратить обстрел. Николаич рассказал, что укры всё-таки заходили в лагерь. Один из них в песочной форме передавал по рации: «15.03! Мы по зоне долбим! 15.03! Как принял?!»
Итак, двое «двухсотых», двое «трёхсотых» и днём ещё двоих ранило. Разведав обстановку, мы перебежками вернулись на 9-й.