Бег

— ДородзЕю! — исправляет его учитель. Она ходит между рядов с открытой книжкой, а мы по очереди читаем текст.

— …Казав він вголос до себе і гладив білого вуса.

— Не «вголос», а «уголос»! Смотрим в книгу, видим… известный жест, Петров?! — возмущается учительница.

— Андрій прямував до старого вЯза.

— В’яза! Ты что, Петров, слепой?! Там апостроф стоит!

— Андрій прямував до старого в’яза, що ріс на вершечку гроба. Звідти злазили з гробка.

Весь класс закатился хохотом над «гробом».

— Петров! Не ГРОБОМ, а ГОРБОМ! Ты мне надоел, Петров! Ставлю тебе «два»! Дневник давай!

Петров парень неуравновешенный. Бросает учебник себе за спину:

— Да нахуй он нужен, этот украинский! Всё равно на нём никто не разговаривает!

Опять ржака в классе. Учебник бьётся о стену. На ней нарисован какой-то гном, сидящий на лужайке, вокруг него летают пчёлы; от одной пчелы ко рту гнома пририсован огромный хуй. Учебник падает за вещевые пеналы.

— «Два» в журнал! А если не угомонишься, то через классного руководителя вызову твоих родителей и побеседую.

— Да вызывайте! Мне папа сам говорит: «Зачем тебе он нужен, этот украинский!»

— Нужен, не нужен, а учить придётся! В институтах скоро всё будет на украинском! И школьная программа будет вся на украинском!

— Даже химия и математика? — кричит кто-то с места.

Тогда это казалось чем-то невероятным: как учителя, во-первых, будут преподавать, они-то украинский не знают, да и какой в этом смысл?

— Правда, зачем он нужен? — загудел класс.

— Даже химия и математика! Украинский — государственный язык! Вы живёте в Украине и знать его обязаны. Как говорил Тарас Шевченко: «Скільки ты знаешь мов, стільки раз ти і людина».

— Вообще-то это Карл V сказал, — встреваю я. Учительница посмотрела на меня удивлённо. — В Швейцарии вот четыре языка! Почему у нас так нельзя сделать? — продолжаю я диалог, переводя его в конструктивное русло.

— Вот именно!

— Да вы хоть бы один нормально выучили! Куда вам четыре языка?! Вам не рассказывают на уроках истории, как искусственно делали так, чтобы люди не учили украинский язык?

— Так, а зачем сейчас Украина действует теми же самыми методами?! — перебиваю учителя.

— Запрещали и правильно делали! — не унимается Петров.

— А как по-украински будет «стрекоза»? — Петров ехидно улыбается: все знают, что «стрекоза» по-украински «залупивка». Все хихикают и восхищаются дерзостью Петрова.

— Петров! Стрекоза по-украински «стрЭкоза».

— Залупивка! — кричит Петров, все опять ржут. Урок, похоже, сорван.

— Всё! Мне надоело! «Два» в журнал!

— Да ради Бога… — Петров не унывает.

Пауза. Учитель, кажется, разозлилась.

— Между прочим, украинский язык второй по певучести в мире! — встревает Маша. Маша красивая, сучка. Она всегда вредничает: если бы сейчас большинство напало на русский язык, то она бы наперекор всем начала защищать его. С ней спорить боятся: она сразу переходит на оскорбления и кидается драться. Но я спорить очень люблю. Прям очень-очень.

— А кто это сказал? Где это решили? — возражаю я.

— Все так считают! Ты не знал?!

— То есть собрали представителей всех народов, заставили их петь, и какая-то комиссия определила какой язык лучше? Когда и где это было?!

— Слушай, Татарский, ты считаешь себя самым умным? Но это не так! И я тебя это докажу! Все так считают, что украинский певучий! Людмила Григорьевна, объясните этому придурку…

— Маша, не ругайся. Да. Считается так… — робко поддерживает Машу учитель.

— Кем считается?! Почему, если украинский язык такой певучий, то во всём мире слушают песни на английском или испанском?! В опере поют на итальянском, а мы все слушаем песни на русском?

Звенит звонок! Эх, а я только разошёлся…

МАЙДАН

(Макеевка. Июль 1989)

Первый в жизни Майдан я увидел в июле 1989 года. Это была первая в Союзе забастовка шахтёров. Из всех угольных предприятий Донбасса наш «Макеевуголь» кипишнул первым. Моя мама и бабушка переживали, когда отец собирался на митинг — вдруг будут разгонять, как в Новочеркасске когда-то.

С мамой мы ходили проведывать отца к зданию исполкома. Шахтеры в робах и касках сидели прямо на газонах. Власть заискивала перед митингующими, и в шахтной бане начали давать положенные полотенца и мыло. Да не обычное мыло, а какой-то индийское — до сих пор помню его запах…

Тогда много справедливых требований отстояли, но народ несла бурная река свободы, и у нас на шахте придумали, чтобы начальника участка… выбирать. То есть не директор его назначает, а рабочие участка: чем-то напомнило Указ № 1 Петроградского совета от 1 марта 1917 года, когда в армии решили выбирать командиров.

Начались выборы. Каждый кандидат должен был выступить с предвыборной речью. Старого начальника не любили за жесткость. Участок добывал уголь в очень сложных горно-геологических условиях и по-другому там было никак, да и как говорится, куда рабочего не целуй — там всё равно будет его жопа! Предвыборная речь старого начальника была коротка: «Как я вас раньше ебал, так и дальше буду ебать!» (Фрейд был бы рад). Сказал он и ушел с трибуны. Выбрали другого, помягче..