Наши делают «ремонт», а мы с напарником лезем в «нишу»: комбайн завалил вход и туда приходится вползать. «Ниша» — самое ужасное место на земле. Представьте горячую сауну, которая наполовину заполнена жидкой грязью, и туда напустили газ. Много газа. Настолько много, что датчик на лампе сразу начинает бешено мигать, сигнализируя о том, что концентрация метана достигла того уровня, когда он может взорваться, или произойти внезапный выброс (Именно так и погибнут в этом месте два человека, вскоре после после моего увольнения). Когда лампа мигает — работать невозможно, поэтому я беру грязь и замазываю её. Порядок… Воздух сюда практически не поступает.
Дышать очень тяжело. Дуют специальные аэраторы, но их пережимают проволокой, чтоб была хорошая компрессия в молотках.
Загрохотал конвейер, и мы касками вычерпываем на него мерзкую жижу. Вроде всё — можно дальше рубить. Сквозь грохот мой напарник что-то мне говорит, но я не слышу, понимаю, что он что-то забыл и вылез с ниши.
Блять! Молоток не рубит нихуя! Надо керосинчику подлить. Я вожусь с молотком… Вдруг сильный удар в бок! Грохот сверху! Упала гидравлическая стойка, грудь забоя вывалилась и засыпала меня по пояс. Сука! Сейчас всё завалится! Короткая паника. Я пытаюсь встать, но понимаю, что мои ноги придавила глыба… Кричу изо всех сил, стараясь перекричать грохот лавы.
Длинный меня услышал, остановил конвейер и мигом прыгнул ко мне.
— Сюда, в «нишу»! Аккуратней!
На мне бьют глыбу.
На правую ногу не могу встать. Перелом?
— Людей нет тебя довести до ствола… Как-нибудь потихоньку доковыляешь или жди конца смены, — говорит горный мастер и пишет мне записку на ранний выезд.
Я прохожу мимо площади у ДК. У бетонных парапетов, несмотря на поздний час, ещё кто-то тусуется. Пара наркоманов в кепках молча лузгают семечки. Ближе к фонарному столбу стоят две тёлки и их парни (мужья?). Коляска, дети бегают вокруг…
Один ребёнок, лет шесть, стучит маме по ноге:
— Мама! Пошли домой, я уже замерз.
Мама очень занята: она что-то бурно обсуждает с подругой, которая одной рукой качает коляску, а другой деержит большой пластиковый стакан с пивом. У мамы в руках разорванная в клочья таранка, она мелкими движениями челюсти смакует кусочек сухой рыбы и при этом успевает говорить. У девушки на голове какая-то гулька, похожая на параболическую антенну, футболка в обтяжку с глубоким декольте. Ниже вылезшего из-под футболки жирового «спасательного круга» — короткая джинсовая юбка и шлёпки. Она повернула голову к ребенку. Сквозь большущие, жирно намазанные наращённые ресницы, по мне вскользь полоснули выпученные, полные ярости глаза. Взгляд, который считывает тебя за секунду. Он означает: «Так, что это за тип?! Нет, опять мне не подходит! Слишком хорош для меня: не будет меня бить бухой, а ведь мне так это нравится; не будет закладывать мою цепочку; я не смогу чувствовать себя госпожой, занимая у мамы деньги, доказывая в очередной раз ему, что он ничтожество и ни на что не способен. Мне такой, как этот прохожий, не нужен!»
Губы мамаши в рыбьем жиру, мелких костях и чешуе исказились в крике:
— Что ты ноешь?! Ты видишь — мама занята?! Дай поговорить! Я сколько раз тебе говорила, что когда взрослые разговаривают, нельзя влазить! Не стой, иди побегай! Стоишь — поэтому замёрз!
— Ну я устал, мама… — ныл ребенок и обнимал её за мясистую ногу.
— Иди купи себе в ларьке «Сникерс». Возьми деньги в сумке, а то у мамы руки грязные…
Ребенок полез в сумку, достал деньги и убегая крикнул: — Ещё и жвачку, хорошо?!
— Хорошо, хорошо… — ответила мама, разрывая новую рыбу. — Заебал: тошнотный, как и его папа.
Парни стояли рядом: один какой-то толстый, видимо успешный, в брюках, рубашке и остроносых туфлях, другой в шортах ниже колена, футболке без рукавов, шлёпках и натянутых по самые не могу носках. Рядом с ним стоял пакет с ручками, из которого торчал уровень для плитки.
— А мне похуй: я свою работу сделал! Бабки получил. Могу себе позволить пива взять, рыбы… Могу по настроению коньяка ебануть… по-домашнему, с семьёй. А с этими алкашами я бухать не хочу — они заебали: «Купи сто грамм, купи сто грамм». Идите работайте и покупайте!
Парень в туфлях одобрительно кивал. Пацаны с параллельного класса. Как время быстро летит… Я махнул им головой, они махнули в ответ: тут на поселке все друг друга знают.
Еле доковылял домой. В манежике спит сын, рядом жена — вот оно моё счастье. На душе становится легче. Главное, чтоб у них всё было, а я всё для этого сделаю.
Я никогда не бужу жену, чтобы она меня встречала с шахты и кормила. Этот ритуал шахтерских семей мне кажется эгоистичным по отношению к ней. Я сам разогреваю себе еду, кушаю и, несмотря на усталость, читаю. Максим Калашников «Битва за Небеса». Нога болит что-то сильно, распухла — высплюсь и пойду в больницу.
ХАНДРА
Притчи Соломона: «Бедного ненавидят все братья его, тем паче друзья его удаляются от него: гонится за ними, чтобы поговорить, но и этого нет.»
— Братан! Здорово! Как сам?! Как дела?
— Та нормально. Ты как?