Бег

В январе 2008 года я посетил с. Камьянка, Сколевского р-на, Львовской области. Всего шесть лет прошло, а кажется целая эпоха. В центре села деревянная церковь и памятник «партызанам», именно так местные называли бойцов УПА. Памятник представляет собой крест, окрашенный под березу и табличка с именами, фамилиями и позывными погибших воинов, иногда указан только позывной. Все они местные, имён достаточно много. Голова сельрады сказал, что многих погибших «партызан» зачастую сдавали НКВД тоже местные, по разным причинам. В селе до сих пор живут потомки и тех, и тех. У самого главы рады отец, мобилизованный в Красную Армию 1944 г., погиб при форсировании Вислы, а вот дядька в 17 лет вступил в ОУН и по заданию местной ячейки убил начальника Сколевского НКВД, когда тот шел с женой домой по улице. Юношу убили при задержании в тот же день. Было это уже в 1947 году. Биографию юного «партызана» «вывчають» в местной школе. Общался я и с тётей этого парня: рассказывает, что страшные времена были — обе стороны забирали продукты («Москалям готовишь?» — «В лес готовишь?»), собак всех убили, расплодилось много волков, занавески запрещали вешать, чтобы издалека было видно кто в доме. В конце концов всё село в 1950 году переселили на Донбасс. Местные приходили со страхом и любопытством посмотреть на «бандер», считая их, вероятно, какими-то диковинными людьми.

В центре Камьянки, как водится, церковь: её всем селом построили на месте старой в 1991. Возле церкви две могилы — тоже «партызаны». В 1947-м был бой, и на поле брани осталось два тела. Местные захоронили их на территории, тогда еще не разрушенной церкви. Когда же строение разрушили, селяне до перестроечных времен тайно (!) ухаживали за местом захоронения! Не могу себе представить, чтобы у нас так ухаживали за могилами советских воинов!

Так вот, к чему это всё я: не могу вообразить, чтоб я, скажем, на экскаваторе ломал этот берёзовой крест, переносил могилы тех двух УПАвцев куда-то на новое место. Например, на основании деУПАнизации или еще чего-либо… Не представляю, что я, сломав всё это, начинаю сооружать там памятник воинам НКВД или украинцам-ковпаковцам. Хоть все они были украинцами, но там они чужие. При всём при том у нас на посёлке, в ДК шахты им. В.М. Бажаново, был директором мужик, которому в своё время УПАвцы вырезали звезду на спине и отрезали ножовкой руку. Сразу после войны его призвали в армию, служил на Западной Украине и имел неосторожность куда-то пойти один. Чудом остался жив. Моя бабушка работала в этом клубе, и мой отец видел его, общался.

Представляете, что я с детства слышал о бандеровцах?! В копилку моей детской ненависти к этим людям добавил фильм «Государственная граница»: тот эпизод, где они живьём сжигают раненого старшину-пограничника и хладнокровно смотрят на это. Не зная еще этого слова, я охуел! «Нашего старшину! В зеленой фуражке, как у дяди Кости! В мирное время!» Такое могли делать, только заклятые враги!

Так вот, при всём моём идеологическом воспитании, я не вижу себя, приехавшим в Камьянку и навязывающим свою точку зрения. Это надо быть не человеком, а, бля, рептилоидом! Может и правда, они существуют и получают удовольствие, когда люди убивают друг друга?

В Камьянке я гостил в семье Петрів. У них два сына и дочь. Мальчикам, которые показывали мне местные достопримечательности, было тогда 12–14 лет. Когда моя семья в 2012 г. приезжала туда без меня, то мой сын сдружился с ними. Сейчас они оба призывного возраста: пошли ли они воевать, попали под мобилизацию, может я на них сейчас смотрю в прицел? Жалко, если погибнут, по-человечески жалко…

Но сейчас на мне форма и, глядя в прицел, я жалею только о том, что этих так беспечно гуляющих солдатиков нельзя ничем уебать.

* * *

Понаблюдав сутки, решили заходить в балку ночью — все десять человек, и Хлеб с нами напросился. Ноябрьский ветер. Непроглядная тьма. Я тупо не вижу впереди идущего, хотя идём впритык. Подошли к НП.

— Чи-чи.

— Чи-чи-чи.

Дальше — нейтральное поле. А там… Хз что там: может укры сидят…

Док, один из бойцов, который сидел на НП перед тем, как мы пришли, сказал:

— Мне кажется там в балке укропы… Мы видели сияния от фонариков… Скажи, Кот…

— Да, что-то бликало.

Кот отморозок. Будь там хоть 10 фонариков, он бы туда пошел. Я понимаю, что надо быстро всех переубедить.

— Это где-то вдалеке, надо идти.

В этой ебаной степи, политой кровью, перепаханной разрывами, с костями мехводов мне страшно. Погода как в фильме ужасов: ветер пронизывающий, темень, как у негра в жопе, блять… Сейчас могут не все вернуться. Могу и я не вернуться. Но в конце концов, разве не должно быть страшно на войне?! На делюге тоже страшно, потом, когда всё начинается, ты как на автомате. Сейчас надо просто сделать шаг.

— Так что?

— У меня чуйка нехорошая. — говорит Док. Он как бы самый авторитетный боец среди нас: воюет с первых дней, в замесах поучаствовал. Ранен был. Это я вместо него пулеметчиком стал.

— У меня тоже… — говорит кто-то из темноты.