Бег

Вскоре на нашем пути начали попадаться «скелеты» сгоревших боевых машин: танки, бэхи, бэтэры… остатки окопов; обгоревшая установка ПТУР, под ногами валялось разлетевшееся от взрыва БК; рваные бронники, разорванные каски — следы сражения, отгремевшего здесь ровно месяц назад. Эту битву в информационном поле затмили бои за Донецкий аэропорт. Журналистам было комфортно работать в Донецке, где до линии фронта 10 минут на машине, а по полям и луганским дорогам желающих ездить немного. А тут, как потом напишет Евгений Норин, происходила «Курская дуга на минималках»; за две недели боёв укры потеряли 17 единиц бронетехники (в т. ч. новейшие БТР-4Е), несколько десятков солдат и вынуждены были оставить 32-й блокпост. Причем батальон «Хулиган», усиленный ГБР «Бэтмен», отбивался от врага только гранатомётами и ПТУРами. Уверен, когда-нибудь эта битва будет изучаться, как один из символов Русской Воинской Славы.

Мы старались идти, прикрываясь дорожной насыпью. В некоторых местах беспечно выходили прямо на асфальт. Посреди дороги стояла «разобранная» БМП-2: она налетела на минный шлагбаум и взорвалась; двигатель вылетел на несколько метров в сторону. Я заглянул в огромную дыру, где раньше стоял двигатель машины, и увидел мехвода. Его голый череп словно кто-то насадил на позвонки, которые спеклись вместе. Он до сих пор был на своём боевом посту. Я показал мехвода своим спутникам. Все пожалели, что ни у кого нет с собой телефона с нормальной камерой.

Хлеб точно не знал, где начинаются позиции наших соседей, и постоянно пытался дозвониться до кого-то или докричаться по рации, чтобы нас не убили свои. Бесполезно. Дошли до каких-то блиндажей, Хлеб кричал, звал — никого.

Вскоре прямо по Бахмутке мы вышли на бывший 32-й блокпост у села Смелое. У позиций — воронки от свежих прилётов. Люди злые…

Штаб был в центре села. К этому времени, я был полностью измотан: перелом уже не просто ныл, а резко болел. Я подумал, что если остановлюсь, то уже не встану, и на ум пришла песня: «Война — дело молодых, лекарство против морщин…»

* * *

В штабе опять долго не могли понять, кто мы и зачем пришли. Правда, предложили поесть.

Пришёл замкомбата Цвях. Это был первый и последний из военных командиров, с которыми мне довелось лично общаться, кто производил впечатление хорошего человека. Спокойный, простой. Он раскрыл карту, начал объяснять обстановку, поддержал нас в том, что нужно разведать балку, в которую якобы заезжает блуждающий миномёт. Затем мы вместе поехали на позиции, и всё, что было на карте, показал на местности. Один из местных бойцов подтвердил, что вчера ночью прямо на них ехал какой-то джип, но вовремя сообразил, резко свернул и уехал.

Затем нас подбросили до Бахмутки, а дальше — опять пешком. Когда мы возвращались на свою позицию, я уже практически волочил ногу по земле. С-с-сука…

* * *

Решили пронаблюдать сутки, а затем войти в балку. Выставили круглосуточный НП, дали свои рации дежурным, но они ловили только если выйти из-за деревьев. Ковыляя ногой, я сопроводил первую смену и подошел к часовому предупредить, что мы будем ходить ночью.

— Где укропы? Видно их? — спросил я.

— Вон, в прицел смотри…

«Фагот» стоял заряженный на бруствере. Я снял чехол и заглянул в прицел: впервые я увидел противника. Они что-то выгружали с «КрАЗа» или «Урала», носили какие-то коробки в блиндаж.

— Вот так за эти ручки крути… Вправо, влево…

— «Урал» к ним приехал…

— Они там часто ездят… Мы не достаём до них — там больше пяти километров.

Я покрутил ручками, осматривая горизонт. Установка зажужжала, словно пчела над ухом. Нигде ничего не видно. Опять перевел взгляд туда, где разгружался «Урал»: выгрузка закончилась, они стояли и курили. Вдруг я подумал о том, что там ходят люди, с которыми мог где-то пересекаться: на пляже в Ялте, на мебельной выставке в Киеве. В Полтаве, Черкассах, Кременчуге, Белой Церкви. Интересно получается… Сегодня я видел кости этого мехвода: откуда он? С колхоза какого-нибудь из центральной Украины. Зачем ему всё это было нужно? Сейчас лежат его останки, их заносит снегом, и никто его уже не найдёт. Сколько ещё лежит тут таких костей? Сколько вообще их лежит в донецких степях?

Наверно родственники его ищут, обивают пороги военкоматов, воинской части, пытаются выяснить что-то через знакомых. Им рассказывают разную хрень, что он в плену, что кто-то его видел, что его можно выкупить и надо 5000 $. Врут, что можно ему передать сигареты и продукты — надо только скинуть деньги на карточку. Может вообще ничего не говорят. Родня ждёт каких-то обнадеживающих новостей, ведь в сводках от Тымчука «потерь нет», а мехвода заносит снегом… Сколько таких костей еще валяется?

Неужели жителю каких-нибудь Ахтырок и Кобеляк принципиально, чтобы Брянка или Стаханов жили с ним в одной стране?