Он боялся признаться даже себе, что бежит на работу, словно мальчик, – совсем не потому, что его ждет не сделанный в срок заказ… Перепрыгивая через две-три ступеньки, по двум пролетам этажей взлетал к себе в кабинет, оставляя сослуживцев толпиться у лифта в ожидании возвращения курсирующей вверх-вниз кабинки. Взгляд его скользил, будто по накатанному льду, разбегаясь от двери лаборатории и выделывая фигурные па, и останавливался, только споткнувшись о белую фигурку Оксаны, напоминающую заиндевевшие песочные часы. Постоянно до звона в ушах вслушивался в ее голос, то тут, то там птицей присаживающийся на ветку в распускающемся саду его желаний, что становился все более заросшим и походящим на темный лес…
Как-то незаметно для себя он стал руководить ее научной работой. Ему просто доставляло удовольствие сидеть с ней рядом и слушать ее голос, журчащий, словно ручеек из-под оттаивающего снега, весело сметающий все препятствия на своем пути, и думать о том, что молодость миновала… Нет, он чувствовал себя еще молодым, но возраст узнаешь по вырастающим детям; по тому, что жизнь входит в колею, свернуть с которой уже трудно; по пропаже из жизни ошеломительного; по желанию праздновать Новый год дома, завалившись на диване перед телевизором, завернувшись в верблюжье одеяло; по все более частым изматывающим походам по врачам и по безвозвратной утрате возможностей реализоваться, ухватить журавля в небе и заставить его петь в клетке на подоконнике окошка в мир. Но, как оказалось, ошеломительное в его жизни было еще впереди… Он бы никогда не подумал, что будет всерьез скучать по склонившемуся над офисным столом профилю, закрытому от него, будто вуалью, струящимся черным шелком волос, или, что станет захлебываться от счастья, купаясь в льющемся ключевой водой голосе, возвращающем его бумажным корабликом к берегу его юности.
Вечерами он, как и раньше, подолгу засиживался на работе, но теперь он не корпел, уткнувшись носом в бумаги, пытаясь сверстать очередной отчет, чувствуя, что буквы постепенно превращаются в рой комаров толкунцов, повисший смазанным и пульсирующим облаком… С неясным предчувствием чуда он шел в бокс, за одной из прозрачных перегородок которого сидела молодая женщина, наблюдающая за блужданиями пера самописца по миллиметровой бумаге. Осторожно толкал стеклянную дверь, отражающую его долговязую фигуру, будто застывшее озеро в безветренный день, входил и приземлялся в кресло, откидываясь на его спинку, точно путешественник в самолете в ожидании воздушных ям.
Кружево разговора было причудливо и витиевато, воздушные петли накидывались одна за другой ловким сальто гимнаста, взлетающего под купол шапито. Тонкий луч света, исходящий из глубины женского взгляда, следовал по траектории его движения, будто страхующее полотнище шелковой ткани.
Все чаще образ Оксаны возникал перед глазами, когда он растягивался на диване с газетой «Коммерсант» после работы, проступая, словно в альбоме для рисования для самых маленьких: когда окунаешь кисточку в водопроводную воду, налитую в баночку вместо краски, водишь ею по белому листу бумаги – и внезапно видишь, что проявляется нежная картинка в пастельных тонах. Он блаженно улыбался, заслонившись от домочадцев газетой. «Жизнь человеческая так коротка… – думал он. – И почему же не позволить себе впустить в жизнь огни ночного праздничного города, что растворяются без следа, окунувшись в подступивший дневной свет?»
Получив приглашение на очередную конференцию, он предложил Оксане отправить туда тезисы, так как для защиты диссертации ей нужны были публикации. Конференция проходила в правительственном пансионате в Подмосковье, в сосновом лесу, пустовавшем в холодную январскую пору. Прогулки по сугробам его не вдохновляли, но прочитав, что в пансионате есть большой бассейн и сауна, он подумал, что можно позволить себе три дня релаксации от городской суеты, плавая в бассейне, а заодно и, возможно, завязать контакты для интересного сотрудничества. То, что туда едет и Оксана, вносило в его жизнь забытое предчувствие счастья, будто от ожидания подарка под елкой и калейдоскопа сказочных представлений, что были в его детстве, когда еще он не думал о том, что срезанные елки не могут быть вечнозелеными…