Бег в золотом тумане

   После погрузки Бабек ушел по делам в кишлак. С ним в экскурсионных целях увязалась Наташа. Мы же с Сережкой и Федей сели на придорожную траву и закурили на посошок. Некурящий Житник закрыл глаза и тут же закемарил. Лейла спустилась к речке и чертила что-то пальчиком на мокром прибрежном песке. Кивелиди смотрел на нее сквозь прикрытые веки.

   -- Ты ее не профукай! -- сказал он мне, закрыв глаза.

   -- Всё может случиться! Не моя она. Украл у матери. Люблю и понимаю - не пара я ей! А если потеряю - не выживу!

   -- Пока она твоя. Смотри, как нимфа! Часть природы...

   -- Природа ее часть. А ты, брат, поэт! Хорошо-то как... Похоже, все у нас будет тип-топ.

   Но Всевышний опять не позволил благодушию и оптимизму

поселиться в наших сердцах; "Тр-тр-тр-тр-тр", -- раздалось где-то, совсем рядом. -- "Тр-тр-тр-тр-тр." Вмиг застыв, мы уставились друг на друга, кто недоуменно, кто испуганно.

   -- Вон он! -- встрепенулся Житник, указывая не вверх, а в сторону пышной ореховой рощи, разросшейся чуть выше по течению реки от Гускефа.

   И тотчас мы увидели несущуюся прямо на нас большую грязно-зеленую муху.

   Она, замедлив ход и, едва не чиркнув винтами по придорожным скалам,

   пролетеда над нами на высоте всего десяти метров. Я смог ясно различить не только пилотов в обычной гражданской летной форме, но и лица пассажиров.

   Из-за голов пилотов выглядывал, согнувшись в поясе и выгнув шею, плотный, загорелый, коротко стриженый человек в белой мятой рубашке с короткими рукавами.

   Когда тарахтение вертолета стихло, мы обернулись к машине и увидели

   вылезающего из-под нее Сергея.

   -- Ты чего сховался? -- Федя даже присвистнул от удивления.

   -- Чего, чего? А вдруг там Абдурахманов? Чтоб его черти съели и не

подавились! Матушку жалко. Достанется ей из-за меня. Он не перед чем не остановится!

   -- Так он и меня, как облупленного знает! -- усмехнулся я. -- И что мы с тобой друзья-однокурсники...

   -- Значит, и тебе надо было прятаться! Знаешь, я уже жалею, что соблазнился участвовать в гонке за золотым тельцом!

... Полпути не проехали, а уже покалечились... Печень болит,

голова, словно тыква!

   --Успокойся, Серый, прорвёмся! Отступать некуда, а впереди - мост в Новую Жизнь!

   А в кабине пилотов действительно стоял кто-то, очень похожий на Тимурчика!-- И, похоже, с Кумарха они летели. Через Арху, -- вставил Житник, нервно меняя патроны в вергикалке.

   -- А ты, Юрий Львович, никак переживаешь? Забыл, что нам говорил, когда первый раз вертушку увидели?

  -- Она, наверное, не знает, что я не железный. И не зеленый, как она.

Следующий раз ударю из обоих стволов. Летально, -- не глядя ни на кого, произнёс он четким, жестким голосом.

   Я подвёл черту:

  -- Лично я не сомневаюсь, что это Абдурахманов в вертолете был. И летел с Уч-Кадо. Там он наёмников своих высадил золотишко добывать. Через три дня, максимум через неделю, вернется за ними с мешками.

   Самый повреждённый из нас - Кивелиди, очередной раз, прижигая ранки и морщась от боли, на удивление живо заинтересовался нашими, вновь возникнувшими, проблемами:

   -- Если это так, то, что делать будем? Я имею в виду, если на Уч-Кадо найдем кого-нибудь?

   -- Возьмем на абордаж чумазых, -- отозвался Житник, целясь в

верхушки гор.

   -- А Абдурахманова тебе придется кончать. Выхода у тебя, нет, Серый! Или он, или золото. Выбирай,

   -- Да хватит душу травить! На месте все решим. Давайте купаться! --

сказал я и пошел к мосту, на ходу раздеваясь.

   ***

   А тот человек в белой рубашке, рассматривавший нас из вертолета, и в самом деле был Абдурахманов.

   Когда на Зеленом базаре Кивелиди упал пьяным под стол и заснул,

Тимур ему не поверил. Он брезгливо ткнул его пару раз носком

ботинка в живот и пошел купить зелени и резаной морковки. Через

пятнадцать минут, на обратном пути он заглянул в забегаловку и, увидев Сергея в прежней позиции, успокоился.

   Абдурахманов недолюбливал русских. Возникла эта неприязнь в

университете, где он понял, что городские русские лучше подготовлены к дальнейшему обучению, чем он, отличник кишлачной школы. Его самолюбие было сильно травмировано. Это подстёгивало его, и он закончил геологический факультет с красным дипломом.

   Распределился на работу в Карамазар. Там трудились известные во всем Союзе геологи. Почти все они были фанатиками своего дела, то есть работали до упада, потом пили до упада, потом валились в постель с предусмотрительно принятыми на работу женщинами и занимались любовью до упада.

   А у Абдурахманова к тому времени была жена и куча ребятишек, и он тоже много работал, но цель была другой:

"Чтобы в достатке жить с семьёй в своем доме под тенистым виноградником".

   Когда он стал главным геологом и переехал в Душанбе, его неприязнь к

русскоязычным коллегам усилилась. Надо было постоянно доказывать, что ты лучший. А для этого необходимо было читать до полуночи специальную научно-техническую литературу, быть в курсе всех геологических изысканий в стране и за рубежом, знать и использовать в работе современные технологии по накоплению и обработке информации о геологическом потенциале страны.