Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)

К лилии я даже не притронулась, и зависшая рука графа выводила меня из равновесия еще больше. Через секунду он ухмыльнулся тоже и положил ее к стене рядом с решеткой. Лилия нагнулась под собственной тяжестью, но не упала.

Наверное, я была похожа на нее. Едва мне казалось, что вот-вот я упаду от собственной тяжести, как этого не происходило. Вместо того чтобы просто убиваться от горя дома, жаловаться подруге, что парень, которого я любила лишь лгал мне, пить горячий чай и грызться с Шарлоттой, я стояла прямо посреди 18 века. Ничего нового, Гвендолин.

Живот заурчал, казалось, на весь Темпл. Я с тоской глянула на, стоявшую на полу, миску, но все же не двинулась в ее сторону. Не хватало мне еще отравиться и помереть прямо тут, даже не дойдя до приготовленной для меня веревки. Лучше бы этот граф вместо цветов принес что-нибудь более съедобное на вид и не вызывающее рвотные позывы.

- Итак, Шарлотта, может, все-таки скажешь мне, что именно ты тут делаешь?

Он так резко сменил тон, что мне стало не по себе. Ощущение было такое, словно со мной снова разговаривает Гидеон. Вот он нежно проводит своими холодными пальцами по моим щекам и по моему телу, словно проносится электрический заряд. За которым тут же приходит резкая боль.

Никогда никому не верь.

И, похоже, подмазываться к девушкам милым тоном, это привычка парней любого века.

- Стараюсь украсть хронограф. Я всегда стараюсь его украсть. Это мое хобби.

Мои слова, судя по всему, ввергли его в ступор. По крайней мере, по его лицу не было видно, что у него уже есть заготовленная фраза на этот случай. Всегда приятно разбивать всякую стратегию таких сластолюбцев, как граф.

- Что Вам угодно, милорд? – тут же исправляю я положение. Что-то же ему нужно было. Я была уверена на сто процентов, что за такой гонор меня бы давно придушили Хранители моего века. А уж Джордано давно бы собственноручно казнил меня прямо на месте за неподобающее поведение перед лицами выше меня по положению. Но, к моему счастью, в моих руках не было веера, чтобы опозориться так, как я позорилась перед ним, не в состоянии выучить, как же держать его так, чтобы никто не подумал, что я вот уже битый час хочу отлучиться в туалет или не называю его чванливым идиотом.

- Просто хотел навестить наш ненаглядный Рубин, миледи, - улыбается он, и я наконец-то вспоминаю его имя. Бенедикт Бенфорд какой-то-там-по-счету.

Он снова и снова задает мне вопросы, усевшись на землю по ту сторону от камеры и уперевшись спиной к стене. Спустя полчаса я замечаю у уголков его глаз невозможное количество морщинок. Лесли всегда говорила, что такие морщинки появляются у того, кто слишком много улыбается. Даже говорила, что Шарлотта оттого и выглядит как Снежная королева, потому что улыбается редко и лицо у нее застывшее. Но иногда оно принимает змеиный оскал.

Вопросы сыпались один за другим. Кто я, что я люблю, какие у меня увлечение, что я могу сказать о своей семье, о будущем, правда ли, что все изменится так, что города будет совсем не узнать, отменят ли рабство. Но каждый раз вопросы возвращались лишь к одному. Кто же я такая?

Едва он уходит, вместо так долго ожидаемого уединения, приходит невыносимое чувство одиночества. Этой ночью мне уже не снились мои радужные сны. Вместо этого, мне снилось, будто кто-то каждый раз захлопывал передо мной дверь посреди темноты, едва я добиралась до нее. Едва я прикасалась к деревянной ручке, как она исчезала и дверь оказывалась на том же расстоянии, что и раньше, к тому же, снова совершенно открытая.

Утром я вскочила как ненормальная, однако, уже не свалилась на пол, как в первые два дня. За это время я уже изрядно соскучилась по солнечному свету. А все, что мне оставалось делать, это обхватить коленки руками и ждать, пока боль утихнет. Моими-то слезами впору уже было затопить всю камеру. Желудок неприятно саднило, голова гудела, и мне казалось, что вот-вот и я умру. То ли от голода, то ли от безызвестности.

Что же делают Хранители в 21 веке? Неужели они не могут найти меня здесь, разве в хрониках не должно быть записано, что именно в этом году к ним в ложу ворвался Рубин, нахально врущий и нахально «неодетый»? От вопросов, однако, не становилось лучше.

Постепенно мне начинало казаться, что на помощь никто не придет. Моя кровь уже есть в хронографе, Гидеон будет только рад, что ему больше не придется лгать или извиняться за свою ложь. Наверное, мама будет скучать. И Ник с Каролиной. Возможно, даже леди Ариста расстроится, но не покажет виду. Всем остальным же не будет дела до пропавшей девчонки, которая только и умела приносить неприятности. От такой мысли я снова разревелась.

- На какое-то мгновение мне стало страшно, что ты тут умираешь.

Граф снова стоял у решетки. Я мысленно бросила ему «Почему бы тебе «не умереть» отсюда как можно быстрее?». Но вместо этого, он лишь продолжал стоять там и наблюдать за тем, как я стараюсь тыльной стороной ладони вытереть непрекращающиеся слезы. Однако, до моего носа доходит приятный аромат выпечки.