Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)

Мы сидели в гостиной этого большого чужого дома, хозяйкой, которого была темноволосая с пронзительно темными глазами девушка. Шел второй или третий час. Вокруг сновали люди, уже знакомые мне и те, которых я видела впервые. Они приезжали и уезжали, что-то бормоча себе под нос. Большинство из них были докторами и медсестрами, для которых, кажется, уже не осталось ни одного не изученного на мне сантиметра кожи. Пару раз я вырубалась и, вновь просыпаясь, наталкивалась на чьи-то обеспокоенные взгляды, которые ожидали жуткие последствия моего пребывания в коме, о которых я не знала, но и не замечала за собой что-то странное.

Всё было похоже на глупую шутку. Словно кто-то сейчас же должен был выскочить из-за угла, закричать «сюрприз», щелкнуть пальцами и вернуть меня в мою реальность, где я знала, что мне делать. В голове тут же всплыл еще один образ. Рыжеволосая женщина ставит передо мной большой торт и ласково просит задуть свечи, но только после того, как я загадаю желание.

Моим желанием на этот момент было – убежать, скрыться.

Но все мы чего-то ждали. А я искренне надеялась, что люстра упадет всем на голову.

Зеленоглазый красавец все еще сидел со мной комнате, только на другом конце помещения. Его голова была опущена так, что я не могла видеть того, что происходило с ним. Он не смотрел в мою сторону очень давно, старательно избегая моего взгляда. Словно ему было стыдно за что-то или, может быть, за меня.

Не знаю от чего, но это ранило. Хотелось вскочить на ноги и отчитать его словно маленького ребенка. Ну, взгляни же на меня, в конце концов! Что же ты сидишь как истукан? Может мне забиться в конвульсиях или упасть в обморок, чтобы заслужить твое царское внимание?

Но я просто продолжала лежать на месте, ожидая, что с неба таки свалится какой-нибудь тяжелый предмет и непременно в качестве жертвы выберет именно мою голову.

- Мисс Шеферд, - темнокожая медсестра среднего возраста, с большими карими глазами и невероятно добрым сердцем, подкатила ко мне коляску и жестом пригласила сесть на нее. Ее звали Робин, и она чертовски умела убеждать людей делать то, что было необходимо. Как выяснилось из ее рассказа, она была той, кто ухаживал за мной, пока я была в больнице в бессознательном состоянии. Если быть точнее – «12 баллов по шкале Глазго».

- Вы думаете, метель улеглась? – спросил ее мужчина постарше, по всей видимости - врач, выглядывая в окно, где уже второй час неистово бушевала природа. Он отдернул шторы, и на его лбу появилась глубокая морщинка, которая явно не говорила о том, что хоть что-то на улице улучшилось.

- Больше нет смысла ждать, Оливер. Ее нужно осмотреть. Какие осложнения могут быть! Она пробыла в коме две недели! – тут же накинулась на него Робин, что весьма покоробило авторитет самого врача. Она как бы всем своим видом показывала, что хоть он и старше ее по званию, последнее слово всегда оставалось за ней.

- Да, вы определенно правы, миссис Долиш, - ответил на ее выпад Оливер и вновь отвернулся к окну, демонстративно показывая, что в корне не согласен с ее притязаниями, но поделать уже ничего нельзя. Судя по всему, меня следовало доставить в больницу немедленно, с чем уже категорически была не согласна я.

Но все были бессильны в этом замкнутом круге. Я понимала, что без помощи даже не смогу встать с софы, на которую меня уложили и приказали не двигаться во избежание ухудшения. Хотя я бы и с огромным желанием не смогла сдвинуться, потому что тело мое перестало слушаться. Нет. Не так. Я не могла заставить его, потому что каждый раз, когда я хотела поднять ногу, я умудрялась сделать что угодно: согнуть руку, втянуть живот, но не то, что хотела. Каждый раз, когда я закрывала глаза, боялась, что на этот раз я просто не вспомню, как их открывать.

И еще только сейчас я поняла, что такое боль от ожогов.

В полной мере ощутив тот факт, что я - чудом вернувшийся к жизни «почти» покойник.

Эта боль раз за разом возвращала меня к действительности.

- И главное, глянь на его виноватую морду! Я такой рожи со времен Брута не видел, дядьку потом совесть с потрохами сожрала, - возмущенным тоном проскандировал демон, свисая с люстры и размахивая хвостом. Я глядела на него, как обычно смотрят на проделки детей – с терпением и осознанием того, что с этим ты ничего не сможешь сделать. Я уже смирилась, что он моя галлюцинация - наверное, последствие комы, не описанное ни в одном медицинском учебнике. За эти три часа мое последствие уже умудрилось расписать историю своей нелегкой жизни: и о том, как он разбудил гусей в Риме, и даже то, как он спрятал четки папы Пия Десятого, и как он мадам Тюссо замучил чуть ли не до смерти, хотя весь рассказ в целом был похож на то, что это она его чуть не убила во второй раз. История длилась бы и длилась, но что-то резко его остановило.