Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)

Шарлотта смотрела на все это с нескрываемой злобой, но, не понимая, как так получилось, что еще вчера я вышла из этого дома с амнезией, а вернулась под руку с Гидеоном. Отсчитывая года, я вспомнила, что тогда Гидеон спрашивал Шарлотту, не занята ли она вечером и это, наверное, был бы ее счастливый шанс, если бы я появилась чуть позже. И я бы что-нибудь сказала, если бы в тот же момент Грейс не вошла в гостиную, зовя всех к столу.

Никогда не думала, что найду покой в шуме. Но вот он здесь, в сердце моей семьи. В гомоне голосов, что перебивали друг друга, чтобы стать одной песней в голове. Я закрыла глаза и погрузилась в это счастье, ощущая себя на секунду целой. Потому что именно здесь я – подросток, девочка со странными манерами и тараканами в голове, что любит комиксы и черничное мороженое, да что там, сотню, тысячу, миллион разных вещей, все безрассудство мира сосредоточено во мне, и я столько лет его сдерживала! – а теперь могу быть самой собой. Судорожно вздохнула, так и не открыв глаза, и почувствовала его прикосновение до того, как он прикоснулся ко мне на самом деле. Рука Гидеона заправила за ухо выбившуюся прядь волос, на мгновение задерживая пальцы на моей коже. Открыла глаза и вот он – самый прекрасный человек на свете, от которого не хочется ни сбегать, ни становится другой. Вот он покой. В нем, в его глазах цвета самой сочной летней травы – совершенно неестественный цвет, разве бывает такой в природе? И я сразу вспомнила слова его матери в тот день, когда увидела его впервые – еще годовалого, - она сказала, что ее муж постоянно повторял, что этот цвет не иначе «поцелуй бога». Теперь я согласна.

- Что-то случилось? – спросил он, и я кивнула, говоря о том, что что-то действительно случилось. Он случился. Он сидел передо мной за одним столом с семьей, которую как мне казалось я уже потеряла. Но вот оно чертово мироздание, издевается надо мной, то манит, то убегает: но Гидеон был рядом, и я готова была поклясться, что вынесу абсолютно все. Лишь бы он всегда смотрел на меня таким влюбленным взглядом.

- Я люблю тебя, - тихо, почти неслышно прошептала я. Гидеон тут же застыл, точно не мог двигаться, точно я сказала что-то сверхъестественное. Точно я говорила ему это в первый раз. Возможно, так и оно и было. Возможно, смысл моих слов только сейчас стал более понятным. Не желая тратить ни секунды, я встала из-за стола и направилась к выходу, чтобы тут же позвать за собой и Гидеона. Соврать о том, что нас ждут в Темпле – дело не великой сложности, даже не смотря на то, что обман скоро раскроется. Ради счастья я готова была врать всегда.

Я совершенно не помнила дорогу. Лишь образы города, что-то нечеткое, что-то не важное. Потому что его рука наконец-то была со мной – я сжимала его ладонь и не могла поверить, что это действительно моя жизнь.

- Что с тобой? – наконец-то спросил он, глядя на меня с упреком, но все же глупо улыбаясь на мои восторженные возгласы. Я была рада всему. Все имело значение. Птицы, что кружили над городом, преследуя уходящее за горизонт солнце. Прохожие, что спешили по своим делам, не понимая, что нужно останавливаться хотя бы на секунду, чтобы понять этот миг. Даже прохладный ветер стал отрадой, подстегивая меня все дальше.

- Я просто счастлива, - ответила я, сжимая его ладонь. Но он смотрел так неуверенно, точно не собирался верить, - Почему ты все еще не понимаешь, Гидеон? Вот она жизнь! Здесь, рядом с тобой и я люблю тебя.

И я признавалась ему в любви. Как обычно, без изысков и грозных метафор. Без великолепия фона за спиной – без падения Олимпа или сжигания Помпей. Без грустной музыки Ханса Зиммера как сопровождение или же неожиданного майского дождя, будто минуту назад солнце не палило нам спину. Все это заезжено до дыр.

- Ты не знаешь этого наверняка, - сказал он, все еще мотая головой в неверии. И я понимала почему. Ведь даже день, не то, что 271 год – это тоже вечность.

- Это единственное, что я знаю точно.

Даже факт, что Земля вертится вокруг Солнца, на фоне этой правды казался мне непроходимой ложью, которую в любой момент можно опровергнуть. Поэтому я просто заставила его замолчать, прижавшись к его губам, запуская в его волосы пальцы и стараясь вложить в этот жест все то, что накопилось за столько лет. Прохожие шли по своим делам: кто-то старался не замечать целующихся, кто-то недовольно косился, не осмеливаясь прерывать, кто-то одиноко вздыхал, завидуя чужому счастью, а кто-то и вовсе присвистывал, сливаясь с грохотом моего сердца.

Но все вместе это слилось в единый пожар, что наконец-то зажег этот Лондон вновь.

***

Смогли ли вы объяснить то чувство, когда все ваше тело электризуется настолько, что постепенно эта боль становится такой невыносимой, что хочется чтобы она наконец-то отступила, подарив блаженное спокойствие? Я вся – это комок нервных окончаний. И каждый раз, когда он прикасался ко мне электрический заряд проносился по всему телу, а я все сильнее тянулась к источнику – к оголенному проводу, оживляющему меня.