Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)

- Вы так и не поняли, граф? Вот та Гвендолин, которая мне нужна. И я буду рядом с ней, не смотря ни на что. И если она решит, что ты заслуживаешь смерти, я буду тем, кто поможет ей нажать на курок.

Когда-то думала, что уже все знаю о любви, но клянусь, в этот момент где-то в центре мироздания взорвалась звезда, поглощая все беды и несчастья, которыми я себя окружила. Взорвалась, чтобы дать мне жить заново.

Гидеон вытащил из кармана вовсе не сломанный рубин, а заряженный кольт, пуля из которого с оглушающим хлопком врезалась в лоб Леопольда Сен-Жермена, потерянного и разбитого во времени. Без имени и титула. Обычного человека, которому не посчастливилось родиться в знатном роду, но посчастливилось иметь хитрость и ум.

Его тело упало на пол вместе со мной. Но если в его глазах отражалась лишь пустота, то в моем все еще были образы всего времени. Помпезности 18 века и уютные вечера 19ого. Революционные крики войны 20ого и неоновые вывески 21 века.

Вся я – напротив того, кто построил мою жизнь.

Но я знала, что еще чуть-чуть и я открою глаза в совершенно новом свете, где все, что я буду знать – это тепло любимого человека. Потому что прекрасно помнила фразу, что если ты идешь через ад, то продолжай идти.

А пока закрывай глаза.

Здравствуй и прощай, Гвендолин Шеферд.

========== Эпилог. Гидеон ==========

Эпилог

УБЕРИТЕ ЭТУ ЛУНУ

Задерни шторы поскорей,

Спугни обманный свет

Луны, чья маска и теперь

Все та же - большей фальши нет, -

Хотя на наших лютнях пыль

Бог знает сколько лет.

Не выходи в полночный сад,

Забрызганный росой,

Глядеть на звезды, что горят

Нездешнею красой, -

Так было век тому назад,

Сегодня век иной.

Не трогай веток в темноте,

С волненьем не лови

В их аромате чувства те,

Что жили у тебя в крови,

Когда любовь равна мечте,

А жизнь - самой любви!

Пусть комнатный бесстрастный свет

Мечты твои зальет,

И эхо отлетевших лет

В душе твоей замрет…

Был слишком нежен Жизни цвет,

Да слишком горек плод!

(Томас Гарди, 1904)

Я прижимал ее к себе посильнее, укутывая в своих объятиях, чувствуя, как Гвен дрожит. Мое тело грело ее, я ловил изящные пальчики, которые она игриво вырывала из моих рук. Схватив их, прижал холодную ладошку к своему рту и начал согревать своим дыханием.

- А они хорошо смотрятся вместе…

- Кто?

- Марк и Шарлотта…

- Bravo, mademoiselle! Vous êtes une grande entremetteuse!*

Гвендолин наигранно возмущается.

- Я не сводница! Я просто их познакомила.

- Я так и подумал!

- Хватит, Гидеон. Ты сам тоже хорош. Подталкивал Марка к ней комплиментами.

- Ревнуешь?

- Нет. – Она отворачивается от меня, показывая всем видом, что ревнует. Я начинаю шептать ей на ухо по-французски слова, которыми полно мое сердце, поочередно целуя в щеку: «Милая Гвендолин. Любимая Гвендолин. Красавица моя. Нежная Гвендолин. Опасная Гвендолин. Страстная Гвендолин».

- Прекрати, - шепчет она ответ с красными щеками от смущения. – Иначе я не сдержусь и покажу аморальное поведение в отношении тебя.

Мы ехали с Дня Рождения Лесли, где мой братец Рафаэль устроил своей девушке милую вечеринку-сюрприз в честь нее. Я как подозреваю, Марк и Шарлотта оказались там неслучайно. Уж больно странно выглядели эти двое в нашей компании. Но надо отдать должное, хитрость сработала, и этот слащавый внучок не отходил от рыжей надоеды весь вечер. Отлично спелись. Шарлотта, кажется, сегодня влюбилась не на шутку. Мы сбежали первыми из гостей, выбрав простой Лондонский автобус вместо лимузинов с водителями, своих машин и такси.

- Давай, Гвен, покажи этим чопорным старичкам, что ты умеешь!

Я киваю в сторону одной пожилой супружеской пары. Мужчина бурчит что-то своей седой даме сердца, а та его слушает и кивает, слушает и кивает…

Вот бы так состариться с Гвен. На фразе «И жили они долго и счастливо» в нашей паре идет сбой - либо долго, либо счастливо. Гвендолин все-таки приняла мой отказ от бессмертия, так как она знает, какого это быть «сторожем своего личного кладбища».

Я смотрю и вижу, как она зависла в своем личном аде – в своих мыслях, глядя, не отрываясь, от пожилой пары.

- Гвенни, милая! – Я стону, прижимая сильнее. Как же это больно видеть! Это страшно.

- Прости меня. – Она возвращается снова ко мне, но все еще мыслями там. – Прости.

Она постоянно извиняется, когда такое происходит. И мне подсказывает, что это не только за потерянное внимание. Гвендолин считает себя уродцем, что она обделяет меня, так как не смертна и не может постареть рядом со мной вот так, как эти старички. А еще, что бесплодна…

- Гвен, ты знаешь, что извиняться не стоит.

Она сглатывает комок в горле и пытается сдержать наворачивающиеся слезы.

- Знаешь, а давай, как приедем домой, закажем большущую пиццу, наденем пижамы с Микки Маусами и …

- Только не пижамы! Я вообще не понимаю, в каком коматозном состоянии я был, согласившись купить их!

- Оденешь, куда денешься!