Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)

Кто бы мог подумать, что допросы на этом не остановятся. Пожалуй, сидеть в Темпле и рассказывать Хранителям об Грегоре Аластере и о том, что я успела рассказать ему и его приспешникам, было в сто крат хуже. По крайней мере, мне дали хотя бы неделю, чтобы восстановиться и вывести все наркотики, которыми меня накачали, из организма. Говорили, что меня опоили какой-то травой – белладонна с чем-то. Наверное, с галлюциногенными грибами. Не меньше. На следующий день после спасения, меня тошнило не переставая. Не было сил добегать до уборной комнаты, поэтому я, свешиваясь с кровати, выплескивала весь свой негатив в ночной ажурный горшок. Очаровательное зрелище перед Бенедиктом. Но он не жаловался, я бы сказала, сочувственно и трепетно ухаживал за мной, ни минуты не жалуясь на звуки, исходившие от меня. Граф бережно укрывал меня одеялом, отпаивая меня снадобьями и обрабатывая мои руки, пострадавшие от веревок. Надо было видеть, как испытали слуги и граф шок, когда я, спустя несколько часов, потребовала спирта, такое надо было запечатлеть на камеру. Пожалуй, еще никто из высшего общества, не мог бояться инфекции настолько, чтобы требовать спирт, для того, чтобы обработать раны на запястьях, им и обычной кипяченой воды хватило бы, но не мне. А вдруг проказа, вдруг чума? И как только я вылила на свои ободранные в мясо руки эту обжигающую жидкость и заорала так, что кажется, услышал весь Лондон, клянусь, я видела истинный ужас в глазах служанок, а Бенедикт рванул метеором ко мне с криком «да вы с ума сошли!» и вырвал пузырек из рук.

Неделя постельного режима – никаких нагрузок (а то их до этого-то было больно много, как же), никаких перемен – тишина, спокойствие и тошнота. Правда от чего была тошнота не ясно: то ли от отравления, то ли от болотной скуки? На удивление даже граф Сен-Жермен не явился ко мне в спальню, гневно сверля меня своими телекинезными глазками. И что было самым ужасным, рядом не было мадам Деверо, по которой я скучала больше всего в этом угрюмом одиночестве. А мне бы нужна была ее помощь в придумывании способа, как выкрутиться из этой передряги, где я «предатель, что разгласила тайну Ложи», хотя должна была отдать жизнь, но молчать. Но Бенедикт сказал, что она отлучилась по семейным делам, уехала в какую-то далекую деревушку еще за день до моего похищения. Было ли это правдой? Действительно ли мадам Деверо не было на то время в поместье - я вспомнить уже и не смогла бы, слишком сильно наркотики затуманили мне память.

- Миледи, от этого зависит вся Ложа! Вы должны вспомнить, что именно вы успели рассказать.

Допрос, как ни странно, устраивал тот самый дядюшка моего мужа, что в первый день нарядил меня в платье бедной Марии Стюарт, что была казнена по неизвестным мне причинам в том самом платье. Старик сидел напротив и сверлил меня своими совиными глазами из-под своего пенсне, пока Бенедикт стоял рядом и держал меня за руку. Скорее для того, чтобы я не вскочила и не убежала восвояси, чем поддерживая меня. Хотя он сам об этом и не догадывался.

- Я же уже сказала, что ничего не помню. То, чем они меня поили… - снова начала я, но старик лишь ударил кулаком по столу.

- Девочка, побойся Бога! – его криком только деревни будить, ей-богу.

- Бойтесь Бога сами, меня после всего того, что я увидела, адом уже не запугать, - спокойно ответила я, уже научившись реагировать на крики этого Хранителя Великой Тайны.

Отрицать все – было моим единственным решением. Насколько я знала, лишь парочка людей смогли избежать смерти в ту ночь, когда за мной пришел Бенедикт. И вряд ли они знали очень много, да и то, потому что я сама ни черта не знала. Поэтому мне нужно было лишь повторять, что у меня отшибло память из-за наркотиков.

- Дядя, она ответила, отпусти же нас, - голос Бенедикт звучал спокойно, но я прекрасно знала, что еще чуть-чуть и он взорвется.

- Графу это не придется по нраву, - ответил «дядя», а я лишь устало вздохнула. Мне уже надоело вечно слушать про великого и всемогущего графа, у которого, однако, прямо из-под носа воровали информацию.

- Граф может засунуть свой нрав куда подальше, - злобно прошептала я в ответ и, встав, потащила Бенедикта к выходу.

Всю обратную дорогу до дома мы молчали. То ли от того, что говорить было нечего, то ли от того, что каждое слово прекрасно резало нам вены. Карета то и дело натыкалась на кочку или яму, отчего казалось, что я вернулась на свои американские горки в британском исполнении, да еще и 18 столетия.

Наконец тишина стала уже невыносимой.

- Что мы будем делать? – спросила я, стараясь не смотреть в сторону Бенедикта.

- Ждать, - ответил он. Его голос звучал скучающе, что удивило меня настолько, что я все-таки повернулась к нему. И этот негодяй улыбался так спокойно, что мне просто не оставалось выбора, как смириться и ждать вместе с ним.