Бега

В просторной, полуосвещенной комнате сидел за столом высокий, полный блондин с георгиевской ленточкой в петлице сюртука. Это был сосед Лавровского по "Чернышам", отставной поручик Александр Иванович Николаев. Он же, теперь это никакого сомнения не вызывало, Николай Иванович Никольский или Коля Американец. Судя по тому, что рядом с креслом стояла массивная трость, больше похожая на костыль, Аристарх Матвеевич Карасёв не промахнулся.

— Садитесь, — предложил Американец и кивнул на бутылку, стоящую на столе. — Помните, обещал попотчевать замечательным заморским напитком. Угощайтесь.

Алексей взял в руки бутылку, посмотрел этикетку:

— "Капитан Морган", ямайский ром. Не отравлен, надеюсь? Может быть и сигаретой угостите?

Коля Американец восхищенно цокнул языком:

— Всегда знал, что репортеры пронырливые ребята. Признаюсь, даже подумывал, в свою компанию кого-нибудь, вроде вас, привлечь.

— А Емельянцев вам не подошёл? — усмехнулся Алексей.

— Кто? — наморщил лоб Американец, припоминая. — А, этот пьяница, из

"Русских ведомостей". Да я его и не видел никогда. С ним, Байстрюков, царство ему небесное, общался… Ладно, к делу. Сколько вы хотите за все бумаги? Три тысячи устроят?

Он вытащил толстую пачку радужных сторублёвок и небрежно бросил её на стол.

— Ну, согласны?

Уверен, что я сейчас от жадности все на свете позабуду, подумал Алексей, не на того напал, паскуда. Он услышал, как скрипнул паркет за спиной. Не дожидаясь нападения, швырнул в Американца бутылку, перевернул стол и, вскочив, резко развернулся. К нему подкрадывался человек в синем извозчицком халате. Лавровский перехватил занесенную для удара руку с кастетом и, со всей силы, врезал нападавшему в челюсть. Тот осел на пол. Грохнул выстрел — Алексею обожгло плечо. А вслед за тем ещё несколько выстрелов — это ворвался в комнату с "Наганом" в руках Малинин.

— Ранен? — спросил он Алексея.

— Ничего, — ответил тот. — Чуть зацепило. А вот сюртук придется новый покупать.

Коля Американец сидел в кресле с перекошенным от боли лицом — Малинин прострелил ему обе руки. На полу валялся револьвер, очень внушительного вида.

— "Кольт", — подняв его, сказал Малинин. — Американский.

— Ваше счастье, щенки, что меня Карась обезножил, — прошипел Коля. — Обоим бы шею свернул.

— Обыщи его, — предложил приятелю Малинин. — Может ещё какое оружие имеется.

Другого оружия не нашлось. Зато какое-то письмо и план заинтересовали Лавровского.

— Любопытно, весьма любопытно, — сказал он, пряча бумаги в карман.

Вскоре дом шумел, как потревоженный улей. Полицейские, жандармы, агенты в штатском, Скандраков, Медников, который в этот раз был одет как дворник. Приехал и судебный следователь по особо важным делам Московского окружного суда Василий Романович Быковский.

Посетителей подпольного игорного дома, после составления протокола, отпустили. Колю Американца, графиню Оршанскую, лакея и человека в синем извозчицком халате, оказавшегося Андреем Чесноковым, арестовали.

Лавровский и Малинин были, как говорится, героями дня.

— Метко стреляете, сударь, — похвалил Сергея Евстратий Павлович Медников. — Да и не только стреляете… Какой дурак вас из сыскной выжил?!

Быковский, наклонившись к самому уху Алексея, шепнул:

— Должок за мной. Если угодно, заезжайте завтра, записную книжку почитать.

— Угодно, — охотно согласился Алексей. — С утра и заеду.

Скандраков ограничился было крепким рукопожатием, но излишняя скромность, в число недостатков репортёра Лавровского, не входила.

— Услуга за услугу, господин подполковник. Кто написал донос, точнее ложный донос, на Терентьева? — спросил он.

— Да будет вам известно, все материалы агентурных разработок относятся к секретному делопроизводству. За разглашение меня и со службы…

— Меня не интересует фамилия, — перебил Алексей. — Только подчерк. Похож?

Он достал из кармана сюртука роскошную записную книжку в сафьяновом переплёте, с золотым тиснением. Раскрыл её.

Скандраков взглянул мельком и тут же изрёк:

— Нет. Здесь как курица лапой накарябала. А то письмо, кстати, без подписи, писал человек в совершенстве владеющий каллиграфией. Думаю, такому писцу в любом министерстве были бы рады.

Роскошную записную книжку с дарственной надписью подарил Алексею на Рождество князь Дмитрий Дмитриевич Оболенский.

Глава 24. …А МЫ И САМИ РАЗБЕРЁМСЯ

Заседание комиссии сорока, Московского Императорского общества любителей конского бега, было назначено на три часа пополудни. Но на первую половину дня у Лавровского дел было намечено предостаточно. Утром он зашел к Карасёву. Аристарх Матвеевич уже знал о том, что случилось накануне.

— Спасибо, утешил старика, поймал злодея, что в моем доме своевольничать надумал, — пробасил он. — Пусть мазурики знают — с Карасёвым шутки плохи. Но уж больно рисково, Лёша, ты действовал, чудом вы с приятелем уцелели.

— Да если бы вы его утром не обезножили, — согласился Алексей, — могло и иначе сложиться.