Бегемот под майонезом

– Как прошел день? – вежливо осведомилась Елена Матвеевна, протягивая мне тарелку с салатом.

– В заботах и хлопотах, – ответила я.

Один из мужчин взял бутылку.

– Кому водички налить? Верочка?

Я посмотрела на полную блондинку.

– Ой, я не люблю с пузырями, – ответила она, – хоть бы познакомили нас с гостьей.

Алексей Николаевич воскликнул:

– Хороший же я хозяин! Луиза, дорогая, простите, я привел вас в дом и никому не представил. С Еленой Матвеевной и Матвеем Николаевичем вы сегодня утром виделись.

– Да, – подтвердила я.

– Но остальных-то вы не знаете! Около вас сидит наш сын Гена, – начал Буркин.

Бородатый парень, не переставая есть салат, молча кивнул.

– По правую руку от Геннадия его жена Ира, – продолжал врач.

Сильно накрашенная брюнетка изобразила улыбку.

– Приятно познакомиться.

– Напротив вас сидят Володя, брат Гены, и его супруга Люба, – объяснил Алексей, – они кондитеры.

– Надеюсь, вы любите пирожные, – сказал парень.

– Не люблю, а страстно их обожаю, – ответила я.

– Наш человек, – обрадовалась Любовь.

– Рядом с Еленой Матвеевной сидят Верочка и Олечка, – сообщил Буркин, – они тоже члены нашей семьи.

Присутствие в доме этих двух женщин было для меня полной неожиданностью. Помню, как Буркин объяснял нам, что в особняке живут только он с женой, сыновья, невестки, две маленькие девочки, домработница Наташа и тесть Матвей Николаевич. Вторая горничная Анна приходящая. Про Веру и Олю речи не было.

– Меня назвать забыл, – воскликнул пожилой мужчина, – хоть мы и виделись утром, да напомнить обо мне надо. Зовите меня просто: дядя Мотя. Лена моя дочь, мальчишки – внуки, девчонки – внучки! Я имею в виду Любку и Ирку! Первая вежливая, но себе на уме. Вообще непонятно, о чем она думает!

– Папа, сегодня к ужину сделали твою любимую картошечку, – перебила старика Елена, – запекли в духовке с красным перцем и чесноком.

– Фу, – скривилась Ирина, – он такой вонючий!

– Ничего себе! – возмутилась Вера. – Красиво ты о дедуле высказалась!

Ирина чихнула.

– Вообще-то я говорила о чесноке! Дед его поест, а у меня нос парализует! Ну зачем столько едкой пакости жрать?

– Я от гриппа и разного другого вируса берегусь, – объяснил старик.

– Удивительно, как люди реагируют на разные запахи, – сказала хозяйка дома, которая только что вышла из кухни с подносом в руках, – если Алексей надушится своим любимым одеколоном «Аква ди Парма», я начинаю кашлять так, словно подцепила коклюш. Мне от этого аромата становится просто дурно.

– Вот поэтому я всегда пользуюсь им в машине, – улыбнулся хозяин.

Елена начала расставлять чашки. Каждому досталась кружечка с картинкой. Алексей Николаевич получил с изображением котов, Гена – с аистом, Ира с той же птицей, но в шляпке. Перед Володей поставили чашку с лисом в камзоле, перед Любой такую же, только лиса была в розовой шляпке и сарафане. Верочка и Олечка стали обладательницами больших бокалов, на которых запечатлены в разных позах медведи. А у меня был ослик в цилиндре с пером.

– Какие красивые, – восхитилась я.

Елена Матвеевна улыбнулась.

– Спасибо, Луизочка. Дети и муж смеются надо мной из-за любви к фарфору с рисунками. А мне это очень нравится.

– Никогда не смеялась над тобой, – возразила Люба, – я в восторге от кружек по мотивам сказок Беатрис Поттер.

– И я тоже, – обрадовалась хозяйка, – но это просто сервиз со зверушками.

Я подключилась к беседе:

– У каждого из вас своя?

Матвей Николаевич поднял чашку.

– Я с тигром!

– Нет ничего лучше белого костяного фарфора, – отрезала Ирина, – лисят, котят и прочую чепуху покупает тот, у кого детство в заднице играет.

– И это прекрасно, – сказал Алексей Николаевич, – грустно, если у человека в попе играют злость и желание делать замечания тому, кто на него не похож.

– Мы глупо выглядим с таким сервизом, – не сдалась Ира. – И почему я должна подчиняться чужому дурному вкусу? Я хочу белую чашку! Только белую! Из этой пить не стану!

Елена Матвеевна пошла на кухню.

– Замолчи, – велел сквозь зубы Гена.

– Это почему? – рассердилась Ирина.

Похоже, она твердо решила поскандалить и двигалась к своей цели семимильными шагами.

– Голос сорвешь, – объяснил супруг, – петь не сможешь.

– Я думала, что Ирочка работает под эту… – заморгала Вера, – ну… э… э… простите, может, я что-то не так сказала.

Певица оперлась ладонями о стол.

– Под фанеру? Я?

– Сейчас все так делают, – прошептала Оля, – у любого как у Карузо получается.

Хозяйка вернулась и поставила у тарелки скандальной невестки простую чашку.

– Извини, Ирочка. Тебе следовало раньше сказать, что ты отрицательно относишься к картинкам. Сегодня воспользуйся этой кружкой. Завтра купи сама то, что пожелаешь. Я не хотела причинить тебе неудобства.

– У всех надо поменять, – рявкнула Ирина, – прямо сейчас! Меня тошнит от медведей, лис, котов… Блевать тянет.

– Фуу, – скривилась Вера.

– Мы хотели вкусно поужинать, – протянула Оля, – но при упоминании о тошноте, аппетит пропадает.

– Я должна говорить только то, что тебе нравится? – взвизгнула Ира.

Глава восемнадцатая

Алексей Николаевич посмотрел на певицу.