Беги и живи

Она толкала Линду в бок, тянула ее за руки. Топала ногами, потому что ничего не помогало. Линда не встанет, во всяком случае сейчас. Нам надо быстро идти за помощью, тогда, наверное, еще можно все исправить.

– Надо позвать кого-нибудь, – сказала я Рози.

По ее глазам я видела, что она точно так же боится, как и я. Если бы только можно было просто уйти и через часик вернуться обратно. Линда будет сидеть, прислонившись к дереву, с сердитым видом, из-за того что мы ее оставили, когда она еще не пришла в себя.

Рози кивнула. У нее так же сильно тряслись уголки губ, как и у меня.

– Хватит плакать, – сказала я.

– Ты тоже.

Я прижала руку к губам, чтобы остановить дрожь.

– Все плохо, Рози.

– Не бывает все плохо, – тихо сказала она. – Сходим за моим папой.

– Нельзя оставлять ее здесь одну.

Несколько секунд мы молчали.

– Я останусь, – наконец произнесла я. – Беги быстрее. Скажи, что это срочно.

– Я побегу быстро-быстро, – сказала Рози.

И убежала. Я смотрела ей вслед. Она неслась меж деревьев, бежала, как будто стала ветром. Еще никогда я так сильно не завидовала Рози.

Я опять опустилась на колени рядом с Линдой. Опять посмотрела на ее глаза. Можно быть без сознания с открытыми глазами? Наверное, да. Я помахала рукой у нее перед глазами, но она не моргнула. Она и вправду отключилась от внешнего мира. Надолго. Можно так упасть в обморок, чтобы казалось, что ты умер? Я еще никогда не видела мертвого человека, но Линда была сейчас до ужаса похожа на то, как я себе это представляла.

Я поискала платок, но не нашла. Тогда я сняла с себя рубашку и вытерла слизь вокруг ее рта и струйку крови, вытекшую у нее из уха. Вытирать слизь было проще, чем кровь. Я накрыла свою правую руку левой, чтобы успокоить дрожь, но мне не удалось, и я больше не пыталась. Рубашку я сложила так, чтобы слизь и кровь оказались внутри, и положила ее Линде на глаза, чтобы хоть ненадолго их не видеть.

У нее открылся рот.

Мне захотелось убежать.

Я не могу просто так убежать. Она наверняка осталась бы рядом со мной.

Вот сейчас она поднимется и сядет, сначала мы будем очень сильно смеяться, а потом я слегка рассержусь, потому что она нас очень сильно напугала. Пусть не думает, что это смешно.

– Ну давай, Линда, – прошептала я. – Милая, милая Линда. Вставай.

Да что же они там все, застряли, что ли!

Я тоже хотела бы побежать за помощью. Но это я ее уронила. Разве я виновата, что она такая тяжелая?

Пока что я занималась только верхней частью ее тела. А теперь мой взгляд упал на ее юбку, и я заметила, что она задралась. На ней были голубые трусы в желтый цветочек. Белых трусов Линда никогда не носила. А мы носили.

Я расправила ей юбку. Ноги у нее лежали очень странно, как будто уже не имели никакого отношения к телу. И вот она лежит, не двигаясь, с голыми толстыми ногами.

Я больше не заплачу. Я сильно прижала руки к глазам, чтобы они остались сухими. Почти получилось. Я посмотрела на свои руки. Не в силах понять, как они могут до сих пор так трястись. Сквозь пелену я увидела, что кольцо черное, чернее некуда. Это какая-то ошибка, потому что мне было очень-очень страшно, а если к твоим чувствам прибавляется «очень-очень», кольцо должно поменять цвет. До этого дня так было уже много месяцев.

Может, это какой-то знак? Наказание, например. Может, мне кажется, что я что-то чувствую, но это не так? Может, я больше никогда ничего не буду чувствовать. В наказание.

Ну, если так, то кольцо мне больше не нужно.

Может, подарить его Линде?

Я надела кольцо ей на палец. Взяла ее руку и стала ее растирать. Вдруг поможет. Лазарю ведь помогло. Вот только я не Иисус.

Врач установил смерть. У нее сломался шейный позвонок и задел сонную артерию. Вокруг Линды натянули красную ленту. «Многие лета» – вспомнилась мне песенка, и тут я заплакала.

Мама плакала без перерыва. Папа не плакал, но был белый как полотно. И Линда была такая же белая, даже в темноте было видно.

Полицейские отвели нас в участок. Моим родителям разрешили пойти вместе с нами. Я всегда хотела посидеть в полицейской машине. Только не в тот вечер. В участке мы повторили свой рассказ.

– Это просто была игра, – сказали они, – следов насилия нет.

Значит, мы не сделали ничего плохого. Можно было идти домой.

Рози так и стояла передо мной. Я села на кухонный стол. Она молчала, раскачиваясь из стороны в сторону. Я набрала воздуха, чтобы что-то сказать.

– Да ладно тебе, Нор. – Она подошла ко мне и облокотилась о стол. Подняла голову и посмотрела на меня. Глазами той Рози, которую я так хорошо знала. Рози с блестящими глазами, с которой я придумывала увлекательнейшие игры. Рози, которая и после случая с Линдой ездила со мной в школу на велосипеде, болтая без умолку, но глаза ее, казалось, всё темнели с каждым днем, потому что у школьных ворот нас опять поджидали. Рози, которая заталкивала меня в класс и обещала, что все будет хорошо.

– Ты до сих пор его носишь, – сказала она потом.

– Но оно больше не меняет цвет. Чего бы ни случилось, оно больше ни разу не стало ни голубым, ни сине-зеленым.