Беглец

– Мне приснился твой двойник. Со дурацким именем Доместик Год. Он мне сказал: когда мы загоняем в подсознательный мир всякую дрянь и не дрянь, то на самом деле, это живые существа, которые потом и давят нас. И нас неосознанно начинает терзать подсознание, в котором эти существа начинают жить, а иногда они могут от нас отделиться и проявиться на самом деле!

– Дрянь и не дрянь – это что? – тут же очнулся Семеныч.

– Чувства, эмоции. Возможно, мысли. Что-то такое, что производится самой душой. Нами. Людьми.

– А кто тебе приснился? – уточнил Семеныч, соображая, что некоторые события Ей кажутся теперь просто сном.

– Бог, наверное, или его образ, – выпалила Она. – Или это не он сказал, а тот владелец яхты говорил?

– Что говорил?

– Что это и есть эгрегоры. Вот эти живые существа, которые нами создаются и потом нами могут управлять. Или мы ими? – засомневалась Она, запутавшись в воспоминаниях.

– Мне он тоже приснился, – осторожно сказал Семеныч.

– Кто?!

– Твой Доместик.

– Семеныч! Мне не до шуток твоих. Я серьезно говорю.

– Я тоже, – кивнул Семеныч.

– Тебе не мог присниться мой сон!

– Мог, – возразил Семеныч. – Привожу доказательства: он убил Ребенка, отправив его на небеса почти буквальным способом. А познакомилась ты с ним, когда Доместик в море оказался в шторм. Вы его вытащили с владельцем яхты, мистером Меркури.

– А, – ошеломленно замолчала Она, пытаясь собраться с мыслями.

Некоторое время висела пауза. Семеныч решил, что пусть Доместик останется для Нее персонажем долгого сна, который оказался не совсем здоровым из-за воздействия лекарств и возможных травм после падения вертолета. Падения вертолета Она совершенно не вспомнила.

А Она думала о том, что, скорее всего, просыпаясь в клинике, уже рассказывала это в бессознательном бреду Семенычу, и сейчас Семеныч нагло Ее разыгрывает, говоря о том, что ему приснился тот же сон.

– И что Доместик говорил тебе? – спросила Она, пытаясь поймать Семеныча на слове.

– Мне? Я сам ему все сказал.

– Что ты ему сказал?

– Исчезни, – с выражением произнес Семеныч. – Убирайся вон! Вот что я ему сказал.

– Дурак, – не выдержала Она, заметив смех в его глазах. – Хватит надо мной смеяться. Я, наверное, тебе уже рассказывала. Не может один сон на двоих сниться.

– Ну, не может, так не может, – с готовностью согласился Семеныч.

– А чем сон кончился? – не выдержала Она снова через минуту.

– Он исчез, – пожал плечами Семеныч. И наклонившись, трагически добавил: – Исчез и он, и номер, и проход в конце коридора. Схлопнулся!

Ее передернуло:

– Хватит меня пугать! Это из-за тебя мне кошмары снятся! Ты мне их в подсознание вгоняешь. Может, это мне и не приснилось? Может, это ты мне свои сказки понавыдумывал и рассказывал, пока я без сознания валялась в клинике?

– Конечно, – не стал отрицать Семеныч. – Еду везут. Тебе какой сок?

– Томатный! – оживилась Она. – Два томатных. Я твой тоже выпью. А ты можешь мою еду съесть.

– Договорились.

* * *

– Дай мне наушники, – попросила Она, после того, как они оказались в Москве, и Семеныч забрал свой автомобиль с парковки.

– Зачем они тебе?

– Музыку буду слушать.

– В машине играет.

– А я хочу, чтобы мне лично играла! Свою хочу, – Она лукаво улыбнулась. – Или твою?

Семеныч одной рукой дотянулся до сумки, достал наушники и передал Ей. Она с восторгом исследовала новый айфон, который купил Ей Семеныч взамен утерянного телефона. Сим-карту восстановили в салоне сотовой связи еще в аэропорту.

Семеныч то и дело поглядывал на Ее счастливое лицо, отчего и ему становилось немного радостнее. Ему было неимоверно приятно время от времени обжигаться взглядом о Ее сверкающие глаза и мимолетную улыбку, которые предназначались ему. А Она хотела одного: остановить время, когда рядом Семеныч, впереди вся ночь, в руках – новенький аппарат с огромной памятью и кучей функций, а в наушниках песня, написанная Семенычем лично Ей.

Прежний мир тактично подвинулся еще на несколько часов, и даже намеком на свое существование не стал тревожить этих двоих, точно зная, что это их последняя ночь.

– Надо кофе взять, сахар. У нас нет ничего, – вспомнила Она. Ночами они чаще поднимались перед рассветом, растягивая последние часы удовольствия. Горячий кофе, волнующие поцелуи, страстные объятия и веселый смех встречали новый день.

– Логично. И пепси-колу.

– Вон супермаркет, – показала Она.

* * *

Семеныч рассеянно листал глянцевые журналы на витрине, стоя в длинной очереди у кассы. Она задумчиво смотрела на него и улыбалась про себя: такое ощущение, что заходящее солнце оказывало свое влияние и на Семеныча. Как только сутки переходили в свое темное время, у Семеныча сразу же невольно закрывались глаза, и стоило ему присесть или прилечь, то незамедлительно к нему подбирался сон. И сейчас Семеныч, стоя у кассы, очередь возле которой двигалась медленно, делал усилия над собой: рассматривал журнал, менял ногу, на которую опирался, сонными глазами окидывал пространство…

– Шахидка! – толкнула Она Семеныча под локоть. Сказала так, что вся очередь, как по команде, стала озираться по сторонам.

– Что? – Семеныч подобрал выпавший из рук журнал.