Беглец

Рядом с Марвари вспухает болотный пузырь. Лопается, исторгает из себя обезьяну. Ловкая, быстрая, с собачьей головой, обезьяна скалит острые клыки. Прыжок, и зверь повисает на плечах Марвари, словно голодный самец-бабуин на детеныше антилопы. Металл наплечников лопается под напором хищных челюстей. Хлещет кровь, кипящая от чувств, мыслей, переживаний, но наземь падают разве что редкие капли.

Обезьяна пьет, давится, глотает.

Asra-pa[7], беззвучно кричит гуру. Asra-pa! Аура йогина содрогается, тонкие каналы забиваются грязью ужаса и дурных помыслов. Глупец, хрипит кто-то в самое ухо. Наивный глупец! Ты полагал, что отринул страсти? Что останешься равнодушным даже при виде осквернения храма? Может, и так. Но справишься ли ты с этим: аватара Марути Озорника в облике демона-кровопийцы?!

Течет река, грязная, как кощунство. Кто тонет в этой реке?

Я, отвечает Горакша-натх.

VII

— Натху!

Гюнтер обомлел.

— Натху, стой! Назад!

Мальчик не слышал. Не слушал. Не слушался.

— Вернись в детскую!

Гюнтер кричал, из последних сил напрягая рассудок. Будь он в физическом теле, сорвал бы связки. Окаменела Линда, уставясь на обезьяну-кровопийцу. Комиссар Рюйсдал спокойно приняла бы появление Натху под шелухой, случись это в открытом космосе. Все антисы в большом теле, уходя в волну, частично погружаются в галлюцинаторный комплекс, в этом нет ничего экстраординарного. Но вторичный эффект Вейса застиг ребенка в малом теле, на Ларгитасе. О чем это говорило комиссарше, менталу высшей квалификации, высокопоставленной сотруднице Т-безопасности?

О том, что Гюнтер знал и раньше, знал и скрывал.

— Натху! Вон отсюда!

Понял, вопил Натху во всю глотку, верней, во всю мощь своего разума. Понял! Не боюсь! Похоже, его зациклило на этих словах — последних, какие слышал от сына Гюнтер, прежде чем ввязаться в свалку.

Пройди малыш обучение, которым могли похвастаться кавалер Сандерсон и комиссар Рюйсдал, он нашел бы сотню иных способов совладать с брамайном. К несчастью, учился Натху не в специнтернате «Лебедь», у опытнейших преподавателей, а в открытом космосе, у стаи хищных флуктуаций, и действовал он, как волновой хищник, застигший лакомую добычу врасплох. Рихард Шпрее, капитан несчастной «Вероники», подтвердил бы, что это правда, останься в капитане хоть капля здравого смысла, чтобы подтвердить что-нибудь. Угодив в когти маленького обжоры, брамайн истекал всем, что чувствовал, испытывал, переживал, от ярости до любви к Родине. Вряд ли сейчас он был способен к боевым действиям. Любой волевой посыл без промедления выхлестывал наружу, превращаясь в пищу, удваивавшую силы агрессора.

Гюнтер уже готов был кинуться вперед, ухватить сына за шкирку, оторвать от жертвы, но вовремя вспомнил, что бывает, когда старший, более опытный ментал силой разрывает контакт пси-донора и реципиента. Учитывая специфику Натху, последствия грозили двоим, слившимся в одно, обширным кровоизлиянием в мозг.

— Прекрати!

Кабинет Тирана, вспомнил Гюнтер. Ну да, конечно. Дверь открылась в кабинет Тирана, я уже бывал тут, ошибка исключена. Линда там; вернее, Линда здесь. В кабинете находится ее тело: обмякшее, не способное к сопротивлению. Комиссар Рюйсдал, вы должны моему сыну — опоздай он на жалкую долю секунды, и брамайн пристрелил бы вас без сожаления.

— Бреслау!

Гюнтер надеялся, что Тиран тоже в кабинете. Что он услышит вопль, транслируемый ему кавалером Сандерсоном, услышит и подчинится.

— Бреслау, не высовывайтесь! Спрячьте комиссара!

На миг Гюнтер почуял Тирана. Их разумы соприкоснулись: возбуждение, нервный тремор рук, кипение адреналина в крови.

— Нет!

Тело медленней рассудка. Гюнтер уже знал, что сейчас сделает Ян Бреслау, и кричал, кричал, кричал, вместо того чтобы перехватить управление двигательными центрами Тирана. Запреты, культивируемые всю сознательную жизнь, намертво въелись в мозг — то, что кавалер Сандерсон без колебаний делал с врагами, он не сумел сделать с человеком, к которому не испытывал вражды, а потом стало поздно.

Тиран выстрелил.

Доспех брамайна лопнул, вспух крохотным ядерным грибом, и смерть хлынула в рот Натху.

Контрапункт Что дальше, или Все дерьмо мира

Я легко могу представить себе семинар «Учись радоваться!». Но я знаю крайне мало людей, способных там преподавать. Зато учителей ненависти и вражды, язвительности и ядовитости — хоть отбавляй.

С другой стороны, болото всегда больше лотоса.

Тераучи Оэ. «Шорох в листве»